Генрих Четвертый и Генрих Пятый глазами Шекспира

Архиепископ и Уэстморленд обмениваются тостами и выпивают. А мне вот хотелось бы знать, как организована эта выпивка. На полянке между выстроившимися армиями поставили шатер и принесли туда мебель, посуду и вино? Или высокородные особы распивают прямо на пенечке из горла? Никаких ремарок у Шекспира на этот счет нет, так что приходится напрягать воображение и достраивать картинку самостоятельно.

– Ваше здоровье, лорд Маубрей! – радостно провозглашает Уэстморленд.

– Да уж, пожелание здоровья сейчас в самый раз, а то что-то мне поплохело, – говорит Маубрей.

– Обычно беда приходит, когда человек весел, беззаботен и не ждет плохого, а вот когда у него тяжело на сердце – значит, счастье уже на пороге, – подбадривает его архиепископ.

– Правильно, не унывайте, Маубрей, – поддерживает его Уэстморленд. – Если вас одолела печаль – ждите радости!

– Вот у меня, например, легко на сердце, – продолжает архиепископ.

– Тем хуже: если ваша примета верная, то жди беды, – мрачно ворчит Маубрей.

За сценой крики. Принц Джон объясняет, что это ликование в связи с объявлением мира.

– Лучше бы это было ликование в честь заслуженной победы, – не унимается Маубрей.

– Но мир – это и есть победа, – возражает архиепископ. – Обе стороны в выигрыше и никаких потерь.

Принц Джон приказывает Уэстморленду распустить войска, а когда граф уходит, предлагает архиепископу:

– Давайте прикажем нашим солдатам здесь пройти, увидим своих недавних противников.

Архиепископ не возражает и обращается к Хестингсу:

– Пусть солдаты пройдут перед нами, прежде чем разойдутся.

Хестингс уходит выполнять указание.

Принц Джон демонстрирует полную расположенность к архиепископу, предлагает провести ночь вместе (так в переводе, я ничего дурного в виду не имею, в оригинале все тоже достаточно конкретно: «I trust, lords, we shall lie to-night together» – «Клянусь, лорды, этой ночью мы будем лежать вместе»). Когда возвращается Уэстморленд, принц спрашивает, почему королевские войска до сих пор не прошли перед руководством.

– Вы им велели стоять – они и стоят. И не двинутся с места, пока вы им лично не прикажете.

– Молодцы, знают службу, – с одобрением откликается принц.

В это время входит Хестингс и докладывает, что войско повстанцев уже рассеялось, солдаты сразу же разбежались во все стороны и поспешили домой, едва услышав известие о том, что воевать не придется.

– Вот это хорошая новость, – говорит Уэстморленд. – В награду за нее я арестовываю вас, лорд Хестингс, за измену. Епископ и лорд Маубрей, вас это тоже касается.

Маубрей возмущен:

– Это недостойно! Это нечестно!

– А устраивать заговоры – это честно, по-вашему? – парирует Уэстморленд.

– А как же верность слову? – растерянно спрашивает архиепископ.

– Я вам никакого слова не давал, – невозмутимо заявляет принц Джон. – Я обещал провести улучшения, которых вы требовали, и эту часть выполню. У вас там был пункт про оправдание ваших сторонников, с ним я не спорю. А насчет конкретно ваших судеб мы не договаривались. Так что готовьтесь, изменники: за ваши действия вас ожидает заслуженная кара. Вся эта затея с мятежом была вздорной с самого начала, глупо было вести на нас войска, но еще глупее было распускать солдат. Теперь вас казнят.

Уходят.

Ну что вам сказать? Все почти так и было: Томас Моубрей не соглашался на мирные переговоры (видно, чуял недоброе), Ричард ле Скруп, архиепископ, его уговорил. Уэстморленд прикидывался дружелюбным и миролюбивым. Единственное отступление от исторической реальности в том, что коварный арест лидеров восстания, согласившихся на мирный договор, придумал и произвел Уэстморленд без всякого участия принца Джона Ланкастерского. Но Шекспиру, видимо, нужно было ковать образ будущего герцога Бедфорда, олицетворяющего военную мощь непобедимой английской армии.

За участие в восстании Томас Моубрей и Ричард ле Скруп были казнены 8 июня 1405 года. А ведь Скруп – не кто-нибудь, он архиепископ. Убийство архиепископа – дело нешуточное, потому и неудивительно, что повторилась история с убийством Томаса Беккета, имевшая место при правлении Генриха Второго: пошли слухи о том, что над усыпальницей Скрупа начали происходить всякие чудеса, а болезнь, которая поразила короля Генриха, есть не что иное, как божья кара. Кстати, о той загадочной болезни, которой страдал монарх: если А. Азимов считает, что это была проказа, а П. Акройд настаивает на сифилисе, то у Д. Норвича своя версия – он полагает, что у Генриха было «некое сердечное недомогание, сопровождавшееся ужасным кожным заболеванием, почти наверняка не проказой, несмотря на уверения некоторых хронистов, но настолько отвратительным, что на него не смогли смотреть даже самые близкие люди»[14]. Если среди читателей этой книги есть медики, то, возможно, у них найдется ответ на вопрос о непонятной болезни Генриха Четвертого.

Сцена 3

Другая часть леса

Шум битвы. Стычки. Встречаются Фальстаф и сэр Джон Кольвиль.