Акт четвертый
Сцена 1
– Что это за место? – спрашивает архиепископ.
Хестингс объясняет, что это Голтрийский лес, и архиепископ решает сделать остановку, перевести дух и разослать разведчиков, чтобы выяснить численность войск противника.
– Я уже отправил разведчиков, – сообщает Хестингс.
– Прекрасно! Друзья мои, – обращается архиепископ к соратникам, – хочу вас проинформировать, что недавно я получил письмо от графа Нортемберленда. Не сказать, чтобы послание было очень теплым… Он пишет, что хотел бы примкнуть к нам с таким войском, которое достойно его имени и положения, но, к сожалению, собрать таковое ему не удалось. Посему граф удалился в Шотландию,
– Та-ак, все надежды на Нортемберленда рухнули, – огорченно тянет Маубрей.
Вероятно, прибыл от разведчиков, поскольку докладывает, что с запада стройными рядами движется неприятель и в данный момент находится уже в миле от повстанцев; по предварительным прикидкам, королевская армия насчитывает около тридцати тысяч бойцов.
– Как раз такую численность мы и предполагали, – говорит Маубрей. – Двинемся им навстречу.
Да неужто? Помнится, Хестингс на совещании у архиепископа Йоркского утверждал, что королевская армия насчитывает 25 тысяч солдат, но на борьбу с мятежниками придет от силы треть, потому что нужно отправлять войска в Уэльс и во Францию. Именно на этот расчет (примерно 8000 королевских бойцов) и опирались заговорщики, когда принимали решение. А теперь, оказывается, они предполагали 30 000?
Он передает привет и наилучшие пожелания от принца Джона Ланкастерского.
– Чем обязаны вашему визиту? – вежливо спрашивает архиепископ.
– Ваше преподобие, я обращаюсь в первую очередь именно к вам, – начинает Уэстморленд. – Когда бунтует гнусная презренная толпа мальчишек, попрошаек и оборванцев – это, конечно, плохо, но их хотя бы можно понять. Впавшая в ярость чернь, почуявшая запах крови, – ну что с ней поделаешь? Но вы, человек образованный и разумный, хранитель гражданского мира, – как вы могли от мудрых речей проповедника перейти к грубому, яростному языку войны? Зачем вы превратили свой вдохновенный голос в трубу, зовущую в бой?
– Зачем? Я вам сейчас объясню. Страна больна, и все мы больны вместе с ней. Нам нужно пустить кровь, чтобы излечиться. Но я не собираюсь брать на себя роль врача, и оружие я взял в руки не потому, что я враг мира и спокойствия. Просто я взвесил, сколько зла и бед принесет восстание, а также сколько зла и несправедливости приходится терпеть нам самим, и пришел к выводу, что наши страдания перевешивают. У нас составлен подробнейший перечень всех обид, которые нам причинила корона, и в соответствующее время мы его предъявим. Мы уже давно хотели подать этот перечень, но нас не допустили к монарху. И знаете, кто не пустил нас к королю? Именно те люди, на которых мы жалуемся. Мы подняли сейчас меч не для того, чтобы нарушить мир, а для того, чтобы упрочить его не только на словах, но и на деле.
Ну просто обалдеть! В чем конкретно состоит вред политики Генриха Четвертого для всей страны – ни слова. Почему мир в Англии оказался под угрозой и должен быть упрочен – тоже ни слова. В сухом остатке: нас обидели, с нами обошлись несправедливо, и это намного серьезнее, чем ущерб от гражданской войны, поэтому (!!!) мы будем упрочивать мир не на словах, а на деле. Отсутствие причинно-следственной связи между первой и второй посылками никого не смущает, по-видимому. Тезис «Война упрочивает мир» мало кем разделяется, но он хотя бы понятен. Но почему он вытекает из тезиса «Нас обидели» – загадка. В логической цепочке явно пропущены какие-то звенья, и возникает подозрение, что звеньев этих на самом деле нет. Какие-то смутные ассоциации у меня это вызывает… Но, возможно, я и не права.