Генрих Четвертый и Генрих Пятый глазами Шекспира

На самом же деле архиепископ Йоркский действительно составил нечто вроде манифеста (тот самый список жалоб), в котором, в частности, говорилось, что Генрих Четвертый обложил страну такими налогами, что ноша стала поистине неподъемной. То есть социальный аспект несправедливости все-таки наличествовал, но почему-то в речах повстанцев отражения не нашел. И, опять же, это никак не объясняет, почему война должна упрочить мир. Любая война – это трата денег и уничтожение человеческого ресурса, так какая же может быть польза от этих трат стране, измученной непосильными налогами? Население и без того находится на грани нищеты, а тут еще и мужчин-работников забирают в солдаты…

Уэстморленд, кажется, не любитель демагогии, ему нужна конкретика.

– Когда король не принял вашу письменную жалобу? Чем он вас оскорбил? Какие конкретно пэры обижали вас по его указанию? Что именно, какие события побудили вас начать восстание?

Архиепископу, судя по всему, ответить нечего, и он достает из кармана старый козырь:

– Я считаю государство своим врагом, потому что король казнил моего родного брата.

Ну вот, опять! Сколько можно-то?! Родной брат архиепископа Йоркского Ричарда ле Скрупа, Стивен (Стефан) ле Скруп из Месема, прекрасно себя чувствует, ему архиепископ даже письма писал совсем недавно, а казнен был их дальний родственник, троюродный брат Уильям ле Скруп, граф Уилтшир, который при Ричарде Втором занимал должность казначея и старательно переписывал имущество Джона Гонта на королевскую казну вместо того, чтобы честно передать наследство сыну покойного, Генриху Болингброку. Вспомнили? Вот Болингброк его и казнил вместе с двумя фаворитами Ричарда. Об этот камень мы уже спотыкались в пьесе «Генрих Четвертый. Часть первая».

– Вы собрались мстить? Вам это не пристало, – говорит с упреком Уэстморленд.

– А почему это нам не пристало? – вспыхивает Маубрей. – Все еще свежо в памяти, а в настоящее время мы терпим гнет, который душит нашу честь!

В чем гнет-то? Хоть бы объяснил, что ли… Мы ведь с вами уже говорили: Маубрею вернули все титулы, кроме герцогского, и огромные владения. Да, не все, да, обидно и хочется вернуть свое полностью, но гнет-то тут при чем? Он что, бедствует? На паперти стоит?

Архиепископ, Хестингс и посланник.

Художник Henry Courtney Selous, 1860-е.

– Милый граф, поймите, существуют законы развития общества, которые невозможно обойти или отменить, – терпеливо объясняет Уэстморленд. – Это не король вас обидел, это время такое. И все равно мне кажется, что ни время, ни король вас ни на волос не обидели. Или вы продолжаете страдать из-за того, что вам вернули не все владения, которые имел ваш отец герцог Норфолк?

– А разве мой отец утратил права? – парирует Маубрей. – Нет, он был лишен всего этого незаконно. Вспомните, как было дело: король Ричард любил отца и был вынужден изгнать его под давлением обстоятельств, но не хотел лишать его ни титулов, ни земель. Вспомните, что произошло в Ковентри, когда отец должен был биться с Болингброком на поединке, чтобы доказать, чьи обвинения справедливы, а чьи – клевета! Противники уже были готовы вступить в бой, когда король бросил жезл и остановил поединок, а потом просто отправил обоих в изгнание. Если бы он дал им возможность сразиться, мой отец одержал бы победу и доказал, что ни в чем не виноват, тогда никакой конфискации не было бы.

– Ерунду вы говорите, лорд Маубрей, – возражает Уэстморленд. – В те времена граф Херифорд считался одним из самым сильных бойцов в Англии. (Напомню для забывчивых, что Генрих Болингброк в своей докоролевской жизни имел разные титулы, в том числе и титул графа Херифорда.) Так что неизвестно, кто победил бы в том поединке. Но даже если бы победу одержал ваш отец, он бы мало что выиграл, потому что народ боготворил Болингброка, а вашего отца все единодушно ненавидели. Но оставим это, я пришел сюда с другой целью. Меня прислали узнать, чем вы недовольны, и передать, что король готов вас выслушать. Если ваши требования законны, они будут удовлетворены.

– Король готов пойти на переговоры не потому, что он к нам хорошо относится, а потому, что не уверен в исходе сражения, – самоуверенно заявляет Маубрей.

– Господи, Маубрей, откуда в вас столько самомнения! – восклицает Уэстморленд. – Предложение короля продиктовано милосердием, а вовсе не страхом перед вами, можете мне поверить. Да вы посмотрите на наше войско! Ну какие могут быть разговоры о страхе, сами подумайте! У нас воины лучше подготовлены, и оружие более совершенное, и мотивация у бойцов сильнее. Так что не надо петь песни о том, что наше предложение – вынужденное.

– Я против переговоров, – твердо говорит Маубрей.

У Хестингса, однако, позиция более гибкая.

– У принца Джона есть полномочия принимать решения от имени короля? – интересуется он.

– Ну что вы спрашиваете! – возмущается Уэстморленд. – Он полководец, стоит во главе армии, и это автоматически означает, что у него есть все полномочия.

Архиепископ передает посланнику свиток с перечнем претензий: