Второе замечание касается интерпретации сцены, которую дает А. Азимов: «Короче говоря, умный архиепископ раскусил характер Генриха. Король набожен и не станет без нужды оскорблять церковь. Он стремится к военной славе и будет рад получить благословение церкви на войну с Францией»[19]
. Король набожен? Очень может быть. Но откуда искренняя и глубокая набожность у человека, который (если верить Шекспиру и тому же архиепископу) двадцать шесть из двадцати семи прожитых лет провел в пьянках и гулянках, общаясь исключительно с отребьем из простонародья? Генрих умеет вести умные разговоры на теологические темы, но где сказано, что он глубоко и искренне верит? Нигде. А теология и вера – это все-таки не одно и то же. Если бы архиепископ признал, что наблюдал успехи Генриха на военном и политическом поприще на протяжении десятка лет, то мы бы, разумеется, поверили любым характеристикам из уст этого персонажа: все-таки человек осведомлен, сам видел, знает, о чем толкует. Но архиепископ кучу слов потратил на описание беспутной и разнузданной жизни бывшего принца и выразил полное недоумение в связи с резкими необъяснимыми переменами в его характере. Стало быть, беспутная жизнь (по логике пьесы) продолжалась вплоть до самой кончины предыдущего монарха. Разве при таких исходных данных можно с уверенностью раскусить характер Генриха и считать его набожным человеком, который не станет оскорблять духовенство? Как по мне – звучит не очень убедительно. И, между прочим, архиепископ той самой загадочной фразой о поиске причины ясно дает понять, что пока не может разобраться в характере молодого короля и его образе мыслей. Если уж Чичеле и раскусил Генриха, то, скорее всего, понял, что монарх только притворяется набожным, чтобы не мытьем, так катаньем все же получить деньги на военную кампанию. Так что с утверждением Азимова, при всем глубочайшем уважении к этому знаменитому писателю, я согласиться не могу. Но вы, разумеется, составите свое собственное мнение.Сцена 2
Ба, знакомые все лица! Глостер и Бедфорд – это младшие братья короля, Хамфри и Джон, вы их знаете по пьесам о Генрихе Четвертом. Хамфри в тех пьесах уже именовался Глостером, а Джон был Джоном Ланкастерским. Теперь он у нас герцог Бедфорд.
Уорик и Уэстморленд тоже перекочевали из «Генриха Четвертого» и в представлении не нуждаются.
Новая фигура – Эксетер. Это Томас Бофор, один из сыновей Джона Гонта Ланкастерского, рожденных от внебрачной связи с Кэтрин Суинфорд. Проще говоря, единокровный братец покойного короля Генриха Четвертого и дядюшка правителя нынешнего, Генриха Пятого. Справедливости ради отметим, что в 1414 году, когда происходит действие, он был еще только графом Дорсетом, а титул герцога Эксетера получит лишь через два года. Родился Томас Бофор в 1377 году, стало быть, на сцене ему 37 лет. Напомню: дети Бофоры были признаны папской буллой законнорожденными, поскольку их родители все-таки в конце концов поженились. Поэтому потомки Джона Гонта и Кэтрин Суинфорд имели право на высокие титулы и хорошие должности. А вот на престол претендовать не могли.
Появившись на сцене, король интересуется, где архиепископ Кентерберийский, и просит своего дядю Эксетера послать за ним.
– Так что, приглашаем посла? – спрашивает Уэстморленд.
– Нет, кузен, подожди, сперва нужно прояснить один важный вопрос, который касается Франции.
Король обращается к архиепископу:
– Разъясните, пожалуйста, поподробнее, что там с Салическим законом и моими правами на французскую корону. Но не дай вам Бог взять грех на душу и хоть что-нибудь извратить,
Архиепископ Кентерберийский начинает долго и нудно сыпать именами, в которых любой зритель-слушатель-читатель моментально запутается и заснет от скуки. Если, конечно, он не является профессионалом в области истории средневековой Франции. Но профессионалы, полагаю, этот текст никогда в руки и не возьмут, а мы с вами – обычные читатели, интересующиеся пьесами-хрониками Шекспира, поэтому, прежде чем кидаться пересказывать речь архиепископа, позволим себе небольшое разъяснение.