Генрих VIII. Жизнь королевского двора

В день казни Кромвеля, 28 июля 1540 года, король тайно обвенчался с Екатериной Говард во дворце Отлендс. Церемонию проводил Эдмунд Боннер, епископ Лондона. Брачную ночь молодожены провели в изукрашенной «жемчужной постели», которую Генрих специально заказал у французского мастера1. Король больше не обращался к врачам по поводу своей импотенции. Публично о браке было объявлено 8 августа, когда Екатерину «показали открыто» и за нее молились как за королеву в королевской церкви Хэмптон-корта2.

Генрих был без ума от своей молодой жены и «так влюблен в нее, что не знал, как выразить в достаточной мере свои чувства к ней, и нежничал с нею больше, чем с другими»³. Он осыпал ее подарками, включая земли, когда-то принадлежавшие Кромвелю, с удовольствием похвалялся ею и выполнял каждый ее каприз: «Ни одна супруга короля не заставляла его тратить столько денег на наряды и украшения, как она, и каждый день [у нее] появлялась какая-нибудь новая прихоть»⁴

. Генрих словно переродился: здоровье его улучшилось, характер стал более ровным.

Неизвестно, была ли Екатерина так же очарована Генрихом, как он – ею: к сорока девяти годам различные недуги, периоды вынужденного бездействия и пристрастие к жирной пище состарили короля и вызвали у него ожирение⁵. Боевые и, что выглядело весьма оптимистичным, турнирные доспехи, изготовленные для Генриха в Гринвиче в 1540 году⁶, имели в груди 57 дюймов, а в талии – 54, то есть на 17 дюймов больше, чем в 1536 году. Несмотря на избыточный вес и больные ноги, король ездил верхом и охотился при всякой возможности, продолжал великолепно одеваться, хотя счета показывают, что ему регулярно приходилось платить портным за расставку дублетов и курток⁷

. Джентльмены при дворе стали, подражая государю, носить объемную по фасону одежду – короткие платья с пышными рукавами и на толстой подкладке, почти одинаковые в длину и ширину.

Французский посол Марийяк точно описал характер короля в среднем возрасте, или, как вскоре стал называть этот отрезок жизни сам Генрих, в старости:

Этот правитель, похоже, запятнан тремя пороками: первый – алчность, такая, что все богатства мира не смогут удовлетворить его. Отсюда проистекает второй – недоверие и страх. Король этот, зная, сколько изменений он произвел, какие породил тем самым трагедии и скандалы, охотно проявлял бы милость ко всем и каждому, но не доверяет ни единому человеку, подозревая, что все они обижены, и не перестанет обагрять свои руки в крови, пока сомневается в своих людях. Третий порок – это легкомыслие и непостоянство⁸.

К этим трем недостаткам Марийяк мог бы добавить коварство и извращенность. Его предшественник Кастийон писал о Генрихе: «Это удивительный человек, и его окружают удивительные люди, но он – старый лис»⁹

. Главными его девизами были секретность и внезапность; он слушался только себя самого, плел паутину интриг, расставлял ловушки, а затем набрасывался на ничего не подозревающую жертву. Он правил, руководствуясь максимой: послушание основано на страхе.

Биограф Генриха лорд Герберт Чербери, имевший доступ к некоторым ныне утраченным источникам, в XVII веке описывал короля как человека «упрямого и своевольного», а также легко поддававшегося внушению, «поскольку впечатления, производимые на него любым слухом при дворе, стирались из его памяти с большим трудом, а то и вовсе не стирались. К этому своеволию прилагалось еще одно очень опасное качество, особенно ближе к концу жизни, – острая зависть ко всем людям и делам, которая побуждала его всегда думать самое худшее». Настроение Генриха все время портили прогрессирующая паранойя и приступы мучительной боли, он был подвержен таким непредсказуемым и ужасающим взрывам ярости, что находившиеся рядом с ним люди считали, будто имеют дело с «самым опасным и жестоким человеком на свете»¹⁰. Когда король бывал в раздражительном настроении, придворным оставалось только крепиться, так как, «приходя в свои покои, он сердито оглядывался, а после набрасывался на кого-нибудь»¹¹. Не многие осмеливались перечить ему, ведь Генрих был настолько эгоистичен, что не мог осознать свою неправоту.

При дворе никто не чувствовал себя в полной безопасности – король наглядно показывал, что он «никогда не создавал человека, которого не мог бы уничтожить вновь либо своим гневом, либо мечом»¹²

. Даже его внешнее дружелюбие могло быть зловещим: он часто улыбался тем, кого намеревался повергнуть во прах. За границей Генриха называли «английским Нероном»¹³, утверждая, что «в Англии смерть унесла всех, кто чего-нибудь стоит, или же они съежились от страха»¹⁴. Несмотря на то что Генрих долгое время пользовался популярностью у своих подданных, все больше людей начинали испытывать недовольство им. Мужчина, арестованный в Кенте за клевету на государя, нисколько не преувеличивал, говоря: «Если бы король знал, что думает о нем каждый, его сердце содрогнулось бы»¹⁵.