Генрих VIII. Жизнь королевского двора

В последние годы жизни у короля оставалось больше времени для интеллектуальных занятий – больная нога и отяжелевшее тело не позволяли ему так часто, как раньше, предаваться физическим упражнениям, которые он очень любил. Вынужденный оставаться в своих тайных покоях, он много читал и делал пространные заметки на полях книг. В счетах Генриха отражены выплаты за книги, календари, альманахи, писчую бумагу и глобус⁴. Теперь ему были нужны очки для чтения, которые называли в то время «gazings» – «гляделки», и он заказал сразу десять пар у мастера из Германии. Оправы, сделанные из золота или серебра, крепились на переносице, а не держались при помощи дужек; линзы из горного хрусталя выточил венецианский мастер.

С марта по июнь 1545 года Генрих снова болел. У него «несколько дней была жгучая лихорадка, и после этого болезнь напала на его ногу»⁵. Он не появлялся на публике, и о состоянии его здоровья ничего не сообщали, но, естественно, поползли разные слухи. Гардинер опасался, что король не доживет до того времени, когда «милорд принц достигнет мужеского состояния»⁶.

Когда Генрих наконец появился на публике, он сказал Шапюи, что чувствовал себя «в десять раз лучше во Франции», чем по возвращении оттуда. Посол был потрясен: король выглядел «еще более разбитым» и сильно подавленным. Он проводил целые дни в кресле, погруженный в меланхолию, одевался только для посещения мессы и иногда вставал, чтобы сыграть в карты с Хертфордом или Лайлом⁷

. Генриху приходилось постепенно смиряться с тем обстоятельством, что он до конца жизни останется полуинвалидом – невеселая перспектива для человека, который прежде вел очень активную жизнь и блистал в спорте. Он сетовал, что время «из всех утрат – самая невосполнимая, так как его не вернешь ни деньгами, ни молитвами»⁸.

Вынужденное бездействие и боль обострили присущую королю раздражительность, и он «часто держался утром одного мнения, а после обеда – совершенно другого»⁹. Однако вскоре стальная воля Генриха возобладала: он заставил себя вести нормальную жизнь, выезжал на прогулки верхом, охотился, в том числе с соколами, играл в шары, как только позволяло здоровье, часто и с завидной неутомимостью переезжал из одного дома в другой. Шапюи считал удивительным, что король вообще способен передвигаться, так как у него были «самые плохие ноги в мире» и он стал очень слаб

¹⁰.

Это подтверждается тем фактом, что в 1540–1546 годах для королевского джентльмена-аптекаря Томаса Элсопу нанимали все больше помощников. Некоторым аптекарям, не состоявшим при дворе, платили за приготовление лекарств для короля. Траты на такие препараты неуклонно возрастали¹¹. Врачи теперь играли подчиненную роль – аптекари решали, чем пользовать короля. Они следили за здоровьем Генриха, сравнивали количество мочи и выпитой им жидкости, изучали его экскременты. К счастью, ни один из медиков Генриха не прибегал к радикальным, болезненным и обычно бесполезным методам лечения, применявшимся некоторыми докторами Тюдоров. Но очевидно, что они мало чем могли облегчить страдания короля. «В конце концов из-за больной ноги, причинявшей все больше мучений, он стал плохо себя чувствовать, сделался угрюмым, и ему было трудно угодить»¹²

. Когда король пребывал в неважном настроении, его приближенные знали, что «в такие минуты лучше не общаться с ним, чтобы не задеть его чем-нибудь и не рассердить еще сильнее, учитывая его болезненное состояние»¹³.

Врачи короля, часто находившиеся рядом с ним, вошли в число наиболее влиятельных людей при дворе, особенно сэр Уильям Баттс, которому Генрих доверял больше других. Баттс был убежденным евангелистом и, вероятно, тайным протестантом; известно, что он использовал свое влияние для защиты единомышленников. Однажды, когда Генрих собирался покарать некоего Ричарда Тернера, молодого реформиста, за подстрекательство людей в Кенте к антипапским выступлениям, Баттс подождал, пока королю не подстригут бороду, и «с приятным намерением поддержать и утешить его» «бодро и весело объяснил ему, в чем дело». Генрих «настолько изменил свое мнение, что если раньше он приказал выгнать упомянутого Тернера из страны кнутом, то теперь распорядился оставить его как верного подданного»¹⁴. Баттс много занимался покровительством, к нему часто обращались люди, желавшие, чтобы об их деле узнал король, но он хорошо умел хранить секреты и оставался чрезвычайно надежным человеком. В последние годы жизни Генрих открывал свои тайны Баттсу, Кранмеру и Сомерсу, облегчая душу в беседах с ними.