День был солнечный, хотя из-за хребтов на северо-западе беспрерывно вываливались все новые и новые вороха снежно-белых облаков и, лебедями проплыв через все небо, где-то далеко на юге утягивались за край земли. В лад с ними внизу шли их тени. Неприметно меняя очертания, они скользили по зеленой овчине тайги, сползали в сизые провалы долин, бестелесно крались по склонам хребтов, затемняли зубчатые пики, мимолетно гася при этом точечные минеральные блестки на скальных изломах. Было тепло, но, когда вместе с облачной тенью налетали, шипя в хвое кедрового стланика, порывы ветра, возникала внезапная прохлада, которая, впрочем, потаенно присутствует в высокогорье даже в самые жаркие дни.
Сверху, обтекая скалы, то одиночные, то сгрудившиеся в некие подобия замков, спускались поля каменных россыпей с разбросанными среди них островками стланика. Ниже середины склона их сменял лес — редкие чахлые лиственницы, густеющие, однако, с уменьшением высоты. Далеко внизу виднелось дно долины, сумеречное, тесное, с путаными рукавами проток, — этакие маленькие сибирские джунгли, где в черной воде притаились обросшие бурыми космами водорослей скользкие валуны, а над водой, нависнув, сплелись черные ветви, покрытые холодной слизью; где к открытым частям тела неотвязно липнут столь же холодные, сырые, неприятно весомые комары; где по берегам мягко и зазывно бугрится пышная моховая перина, коварно скрывающая под собой беспорядочные нагромождения огромных угловатых глыб, опасно шатких, настороженных, как взведенный капкан.
На последних метрах перед вершиной Валентин непроизвольно ускорил шаги Хотя по предыдущим своим маршрутам он знал, что ему предстоит сейчас увидеть, все же, едва он ступил наверх, знакомое и уже испытанное однажды чувство снова охватило его. Тихими летними вечерами, когда на горизонте дотлевает малиновая полоска зари и день уже не день, и ночь еще не ночь, возникает иногда такое ощущение, что в воздухе неуловимо витает что-то тревожное и печальное, — нечто заставляющее непонятно почему сжиматься сердце. Овладевшее Валентином чувство было сродни этому.
неожиданно вспомнилось ему из чьих-то давно читанных и почти уже забытых стихов, и он скорее интуитивно, чем разумом, оценил уместность их именно в этом месте. Перед Валентином был пенеплен…
Еще во времена оны человек не мог не обратить на них внимание. Бывало так. Поднимаясь в горы, он на пути своем проходил под дышащими сводами леса, отводя рукой его молодую поросль, пересекал неумолчно шумящие речки и поля шевелящихся под ногой каменных глыб, лез через крутые горбы осыпей, пробирался по дну ущелий и по узкому краю обрыва, осторожно проскальзывал мимо грозящих обвалом отвесных стен. А впереди, то появляясь, то исчезая за выступом скал, призывно маячила бритвенно врезанная в небо далекая грань хребта.
И вот после многих часов или дней человек достигает наконец водораздельной кромки и, взойдя на нее, изумленно замирает. Перед ним не ножевой остроты гребень, сразу за которым — спуск, срыв, как мыслилось при взгляде снизу, из долины, а совершенно неожиданный, невесть откуда взявшийся и, казалось бы, абсолютно невозможный здесь протяженный кусок равнинной местности. Пенеплен.
Если человек, поднимаясь сюда, в попутном шуме лесов и вод, в отдаленном гуле камнепадов, в угловатой незавершенности скал, в непролазно-хаотическом нагромождении глыбовых россыпей, в головокружительном сочетании возносящегося и ниспадающего, — если во всем этом он бессознательно ощущал, даже не зная такого понятия, геологическую молодость своего мира, незамирающую работу неких сил, то тут, в этом поднятом в поднебесье странном и обособленном уголке планеты, ничего похожего не было. Безликая сглаженность затухающих волн. Бугры и впадины, столь плавно перетекающие друг в друга, что даже камешку неоткуда и некуда скатиться. Открытость взору, которая оборачивается безразличной обнаженностью мертвого тела. Тут растут тихие, словно бы могильные, травы, чуть струится неживая вода. Безжизненны озерки. Бездыханным кажется ветер, остановившимся — время. И сама земля, природа предстает чем-то вроде мумии, случайно дошедшей из иных времен.
Отдавая должное необычности подобных оказавшихся не на своем месте осколков равнин, горские жители в разных концах света издавна обозначали их специальным словом: полонины — в Карпатах, яйлы — в Крыму, альтиплано — в Кордильерах, таскылы — в Западных Саянах…
Валентин поглядел назад, вниз. Сильно отставший Роман поднимался медленно, зигзагами, часто останавливаясь. Валентин пожалел, что не обменялся с ним молотками — вместо его пижонского заграничного надо было дать ему наш, подлинно геологический, с метровой длины ручкой, на которую в случае чего можно опираться, как на трость.