Читаем «Герой нашего времени»: не роман, а цикл полностью

Я считаю ошибочным жанровое определение «Героя нашего времени» — роман, им не пользуюсь. Но в толкованиях произведения многое сохраняет цену; на это можно опираться, чтобы идти дальше. Новое определение жанру естественно — книга (цикл повестей). Понятие цикла в науке уже утвердилось, однако по нашему адресу применялось только вскользь. С определением литературного типа посложнее. Мое отношение к принадлежащему в большей степени к истории понятию раздваивается. Задействованное название мне не нравится излишней экспрессивностью, но это не повод отмахиваться от понятия. В трактовке литературного типа как «лишнего человека» накоплено немало ценного. Наш мир создан по диалектике, его нельзя воспринимать односторонним. Активно проработанный в литературе второй четверти XIX века тип складывается под воздействием внешних и внутренних обстоятельств. От двусмысленного названия можно (пожалуй, и нужно) отказаться. Только с водой из ванны нелепо выплескивать ребенка. В понимании «лишнего человека» есть полезные наработки, нет надобности от них отказываться. Новое название придумать непросто. Было бы желание; найти приемлемое название можно.

В. П. Даниленко считает человека такого типа главным героем русской литературы. Он включает в перечень 16 (!) персонажей, обозначая и возможность его расширить (и др.). Перечень начинается Чацким, заканчивается Левой Одоевцевым А. Г. Битова. Типу дано и новое наименование: «неприкаянный человек».

«Какого человека мы называем неприкаянным? Человека, не находящего своего подлинного места в жизни. Это не значит, что он безработный или, как говорили в былые времена, “лишний”. Он может оказаться и безработным и ощущать себя лишним в этом мире, но он может быть внешне и вполне благополучным человеком — быть, например, всемирно известным ученым или гениальным писателем . Не во внешнем благополучии или неблагополучии здесь в конечном счете дело! Неблагополучие неприкаянного человека сидит внутри его души!

Неприкаянный человек ищет, но не находит смысла… Человек поскромнее может уточнить: не о жизни вообще идет речь, а только о моей личной. Личность же помасштабнее может замахнуться и на жизнь человеческую вообще»444

.

Такое истолкование типа слишком расширительное. Совсем игнорируется фактор времени и обстоятельств. А название заслуживает поддержки.

Умением подводить итоги и одновременно ставить новую исследовательскую задачу привлекает статья И. И. Виноградова «Философский роман Лермонтова»; у нее необычная судьба. Статья была опубликована в 1964 году в журнале «Новый мир». Двадцать лет спустя эта статья открыла книгу литературно-критических статей автора (1987). Но это не просто перепечатка. Сохранив былую основу, статья удвоилась в объеме и фактически разрабатывает объявленную тему заново.

«…Судьбой своей, безотрадной и горькой, и всем складом внутреннего своего мира Григорий Александрович Печорин полностью принадлежит, конечно, своему времени. Типический характер последекабристской эпохи, “лишний человек” 30-х годов — таким он прочно вошел в наше сознание еще со школьной скамьи, таким закрепился в нашей памяти. А потому столь же привычной стала уже, кажется и та интонация сочувственного, но вместе с тем как бы и несколько снисходительного сожаления, которая обычно появляется, когда речь заходит о значимости человеческой судьбы Печорина и его собратьев…»445. «Эти “лишние люди” не сумели найти достойного применения своим силам?.. Но ведь это применение можно было найти!» (с. 11), — как нашли его Герцен, Огарев, Чаадаев. Только много ли было таких? «И выходило неотразимо, что Печорин должен был вызывать в нас лишь некое смешанное чувство горестного сострадания ему и одновременно горестной ему укоризны…» (с. 12). «По логике выходило вроде бы именно так. Но — только по логике» (с. 13).

Какими чуткими оценочными весами пользуется исследователь! Сострадание и укоризны — это, разумеется, контрастные чувства, но оба уравновешиваются эпитетом «горестные», а потому очень трудно их сбалансировать: чаши весов реагируют на «чуть-чуть». Но самое примечательное — неуемность исследователя. Найдена (пусть знакомая) формула. Для многих это вполне достойная цель. А этому мало! Даже самому еще не все понятно: чего-то в привычном не хватает; стало быть, надо продолжать поиск.

Вновь допрашивается герой. «…Была в нем какая-то несомненная притягательная сила, какое-то будоражащее душу, загадочное, но властное обаяние. <…> Это было, бесспорно, пусть не очень отчетливое еще, но явственное ощущение некоей таинственно-загадочной, но несомненной нравственной истины, которая таилась в образе Печорина и манила нас своей жизненной для нас нужностью и безотлагательностью» (с. 14).

Поиск приведет к ответу. Мы к нему придем. Но прежде еще нужно непосредственно присмотреться к герою.

Печорин на рандеву

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное