– Венец Я, разумеется, уничтожил, – продолжал Ма’элКот. – Он был лишь ключом от той двери, что сдерживала Силу, которой Я распоряжаюсь ныне, и зачем Мне было давать доступ к ней кому-то другому. А Я использовал эту силу… – он провел рукой над своим одеянием, словно говоря «Вуаля!», – для того, чтобы преобразить Себя. Во-первых, Я сделал Себя красивым – ты, конечно, помнишь, как выглядел Ханто, так что Мой приоритет тебя не удивит. Затем Я дал себе столько ума, что Мой интеллект граничит теперь с всеведением. После Я снабдил себя еще одной формой Силы: почти безграничным богатством. Позже Я стал Императором Анханана: политическая власть, настоящее могущество. И Я не намерен останавливаться.
– Неужели? – удивился Кейн. – И кем же ты станешь на бис: богом, что ли?
– Вот именно.
В зал вошла делегация свободных земледельцев Каарна. Эти люди проделали тысячу миль, чтобы молить Императора о прекращении засухи, которая сжигала их поля. Ма’элКот пообещал и отослал крестьян к платформе.
Когда те, подойдя к занавесу, с неохотой нагнулись, чтобы пройти под ним, Кейн шепнул:
– Вот это обещание так обещание.
Ма’элКот заразительно хохотнул и с олимпийским спокойствием ответил:
– И я его выполню. Жалок тот бог, который не в силах вызвать дождь.
– Ты шутишь?
– Мм… Как сказать.
Он на минуту отвлекся, чтобы разрешить спор двух киришанских Баронов. Насколько мог судить Кейн, у него получилось: Бароны с довольным видом скрылись под красно-золотым занавесом. Ма’элКот снова вернулся к разговору:
– И представь себе, что эту мысль подсказали Мне Актири.
Кейн порадовался, что сидит так, что Император его не видит. Он сглотнул, перевел дух и только тогда спросил:
– Актири? А ты не староват, чтобы верить в эти сказки?
– Э-э-э, Кейн, если бы ты видел то, что видел Я…
– Я думал… – осторожно начал Кейн, – в общем, я считал, что вся эта история с охотой на Актири – твоя выдумка, чтобы избавляться от политической оппозиции.
– Так и есть. Ведь Я же тиран: Я захватил трон, не имея ни малейшего права на власть. Ведь на самом деле Я Простолюдин. – И он, откинувшись на спинку Дубового трона, окинул Подданных мрачным взглядом. – Несмотря на Мои способности и любовь, которую простой народ питает ко Мне с первого дня Моего восшествия на Престол, аристократы настроены против Меня. Вот почему, объявляя Актири то Барона, то Графа, Я не только подрываю веру народа в их слова, но и получаю вполне законную возможность избавиться от них. И да, было время, когда Я считал Актири не более чем мифом, порождением фантазии, с помощью которого удобно стирать с лица земли Моих врагов. Пока они не попытались Меня убить.
Восемь человек с оружием, подобного которому не видел никто в нашем мире, оно мечет мелкие смертоносные кусочки, как праща – камни, но только они льются из их жерл со скоростью воды, хлещущей из водосточной трубы во время дождя, они возникли прямо здесь, в залах Моего дворца. Двадцать шесть Моих Подданных погибли на месте, из них лишь семь Рыцарей дворцовой стражи, еще трое имеющих право на герб, а остальные даже безоружные: слуги и служанки да три пажа, те и вовсе дети.
Кейн под прикрытием стены поморщился: «Восемь человек с автоматами… Ну, Кольберг, ты и герой».
– Шестерых Я захватил живыми. Из них трое умерли в Театре Истины, в руках мастера Аркадейла. От них Я узнал многое об Актири. Они – такие же люди, как ты, Кейн, или как был когда-то Я. По замыслу их хозяев они не могут ничего рассказать о своем мире: стоит им лишь попытаться, как у них останавливается дыхание. И тем не менее Я немало узнал от них. Еще больше рассказали Мне другие трое, которых Я убил своими руками.
«Многое узнал?» – удивился Кейн. Он прекрасно знал все ограничения, которые накладывали на Актеров студийные контракты, помнил гадкое ощущение руки, сдавливающей горло, стоит только попытаться заговорить в Надземном мире по-английски. Студия уверяла, что благодаря этому условию ни один Актер не может выдать ни себя, ни своих коллег, какому бы давлению он ни подвергался. А если терпеть не останется сил, Актер просто умрет.
– Я воспользовался тем заклинанием, о котором мы говорили и которое Я хотел применить к тебе, – продолжал Ма’элКот так, словно прочитал мысли Кейна. – Это заклинание не однажды было опробовано Мной на врагах Империи, а потому оно достигло совершенства. Если, входя в мыслевзор, удерживать в своем сознании это заклятие, то можно уловить отлетающую сущность человека, увидеть его воспоминания – постичь его душу, если угодно, – но не раньше, чем жизнь окончательно покинет его тело. Так Я многое узнал об их мире.
Ледяная рука скользит по спине Кейна. «Я же один из самых знаменитых людей того мира».
– Тамошнее человечество победило. Мир принадлежит только людям, о недочеловеках остались лишь смутные легенды. Человечество говорит на одном языке, а магия, которой они пользуются, такова, что ты и вообразить себе не можешь, Кейн. Даже Я не могу описать ее тебе. Точнее, мог бы, но ты сочтешь Меня сумасшедшим.