Герцогиня и "конюх"

   -- Вступая на престол, Анна Иоанновна желает поучиться кое-какой государственно-политической мудрости, -- продолжал Остерман. -- Зная меня, как опытного в сих делах дипломата, она и выразила требование, дабы я обучал ее... -- Гм... -- ухмыльнулся в бороду Долгорукий. -- Особенно чего же ей стараться? Делами государственными не одна она, чай, будет ведать.

   Остерман шепнул на ухо Долгорукому:

   -- Да она и совсем не будет ведать ни о чем, князь Алексей. Разве мы не связали ее по рукам и по ногам?

   Лицо Долгорукого просветлело.

   -- Значит, вы в нашей партии? -- воскликнул он.

   -- А то в чьей же? Разве я -- не член Верховного тайного совета? Или вы исключили меня оттуда?..

   Тут Долгорукий крепко пожал руку великого дипломата и произнес:

   -- В таком случае надо действовать заодно. Ведомо ли вам, великий оракул, что по Москве ходят по рукам подметные письма?

   -- Ведомо!.. -- спокойно ответил Остерман.

   -- А что писано там, знаете?

   Остерман вместо ответа вынул листок бумаги и, протянув его Долгорукому, спросил:

   -- Одно из этих, князь Алексей?

   Долгорукий обомлел. Он несколько секунд молчал, а потом тревожно воскликнул:

   -- И вы, Остерман, столь спокойно относитесь ко всему этому?

   -- Я никогда не волнуюсь и не теряю головы. Опасность велика, я знаю это. Но ведь мы настороже, князь?

   -- А если нас осилят? Если мы проморгаем? -- заволновался Долгорукий. -- Вот, например, знаете ли вы, кто является первыми смутьянами? Знаете ли вы, кто волнует народ, войско и дворянство?

   -- Знаю. И не только знаю понаслышке, но каждый день вижусь и разговариваю с ними, -- проговорил Остерман.

   -- Кто же они, если вы их знаете? -- забыв всякую осторожность, закричал Долгорукий.

   -- Волынский и князь Черкасский, -- отчеканил Остерман.

   -- Так ведь их надо схватить, арестовать... сослать... четвертовать!.. Чего же вы медлите?..

   Ироническая улыбка пробежала по губам Остермана.

   -- Вы ошибаетесь, князь Алексей!.. -- промолвил он. -- Каждый раз, как они являются ко мне, я получаю от них драгоценные сведения. Ведь они считают меня своим сторонником и потому вполне откровенны со мной. А мне, всем нам необходимо быть в курсе их замыслов, знать настроение и большинства дворянства, и войска. Поэтому вы не волнуйтесь: я не пропущу нужного момента. Я вам скажу больше: я арестую даже Бирона... А знаете, почему и для чего?

   Долгорукий насторожился.

   -- Для того чтобы его место на время занял князь Иван Долгорукий... -- еле слышным шепотом произнес Остерман. -- Анна Иоанновна -- женщина, и притом с пылким темпераментом. Вы понимаете?.. Раз князь Иван сблизится с ней -- она очутится в ваших руках. А вы... вы не забудете моей услуги, Долгорукий?..

   -- О! -- вырвалось у того. -- Все поделим!

   -- Я знал, что вы, как умнейший человек, поймете меня. Ну, теперь я иду к государыне. Смотрите, чтобы никто не помешал нашему свиданию. Предупредите князя Ивана, растолкуйте ему...

   -- Все исполню, все... -- довольным голосом пробормотал Долгорукий.

XIV

"УРОКИ" ОСТЕРМАНА

   -- Ваше величество, где вы? -- тихо спросил Остерман, входя в красную гостиную.

   Он поводил глазами, но нигде не видел заточенной императрицы.

   Портьера распахнулась, и из спальни вся в слезах, угрюмая, понурая вышла Анна Иоанновна.

   -- Что же это такое? -- не здороваясь, накинулась она на своего "тайного руководителя". -- В ловушку меня заманили? Да? В капкан засадили?..

   По-видимому, Остерман был готов к подобному приему, потому что ни один мускул не дрогнул на его лице, и он тихо, но спокойно продолжал:

   -- Через три дня все будет окончено, ваше величество! Но ради Бога, говорите тише, иначе все, все пропадет, все разрушится! -- Он склонился перед царственной затворницей и, горячо поцеловав ее руку, прошептал: -- Разве вы перестали верить вашему верноподданному слуге Остерману? О, ваше величество, вы обижаете меня!.. Я знаю, ваше величество, как тяжело вам ив каком унизительном положении находитесь вы. Но вы терпели много; потерпите же еще всего три дня.

   -- Ах! -- истеричным воплем вырвалось из груди Анны Иоанновны. -- Терпеть и терпеть! Это -- все, что я получаю от жизни. Ну, вот, я стала царицей...

   -- Вы еще не коронованы, ваше величество, -- поправил ее Остерман.

   -- И что же? Меня опять держат в плену, в заточении. Эти проклятые князья Долгорукие стерегут меня, словно собаку в будке. Но я не хочу этого не хочу! Я убегу отсюда, я закричу на улицах народу: "Спасайте свою царицу из рук тюремщиков и палачей!"

   Остерман бесцеремонно взял императрицу за обе руки, усадил ее в кресло и стал посвящать ее во все тонкости своего хитроумного плана.

   -- Понимаете, ваше величество?

   -- Да, да, -- мало-помалу оживлялась Анна Иоанновна.

   -- Вы видите, что сделаться самодержавной императрицей, не имея на то прямого права, не так-то легко, -- продолжал свое утешение хитроумный Остерман. -- Поэтому потерпите еще всего день, два, три. Ваш план обратиться к народу великолепен; это самое придумал и я, а поэтому подпишите вот эти воззвания.

   Остерман развернул перед Анной Иоанновной целую кипу листов.