Герцогиня и "конюх"

   -- Да. Имейте в виду, господа, что мы играем в крупную игру и что нам надо выиграть сражение! -- внушительно произнес Остерман и обратился к попу: -- Вы, батюшка, священник. Прошу, глядите на меня не как на лютеранина-еретика, а как на сына единой христианской веры. Довольны ли вы тем, что творится ныне на Руси православной? Разве бояре-князья Долгорукие и иные православные не колеблют в царях духа благопристойной религиозности? Кто, как не князь Иван Долгорукий, приводил в опочивальню юного императора в канун великих праздников блудниц и потешниц? -- Голос Остермана все усиливался. Этот "старик" вдруг сразу помолодел на много-много лет. -- Они нас зовут "басурманами", эти пьяные, дикие князья. Вы, господа, не обессудьте, что я сказал это, -- обратился великий дипломат к князю Черкасскому и титулованному офицеру Масальскому. -- Вы на них не похожи; вы -- доблестные люди... Нет, я о них говорю, об этих палачах. Видит Бог, я хотел воспитать императора Петра в духе и правде христианских начал и правил, я -- немец!.. Правда?

   Рясоносцы молчаливо кивнули головой.

   -- Правда! Правда!

   Остерман не мог удержаться от доброй понюшки табака, а затем продолжал:

   -- А коли правда -- не угодно ли вам вот эту бумажку с подписью государыни? -- И он отдал второе воззвание.

   Общее недоумение читалось на всех лицах... Что это говорит и делает великий "оракул"?

   Орлиным взором обвел собрание Остерман и произнес:

   -- Слушайте, господа, меня внимательно. В России должна быть неограниченная монархия. Когда власть царицы не будет ничем и никем связана, ограничена, тогда всем будет лучше... Нельзя допускать к трону одних избранных. Они захватят власть. Все то, что предлагают Голицыны и Долгорукие, все эти пункты, кои в Митаве сгоряча подписала Анна Иоанновна, и то, что она должна будет подписать торжественно завтра, в день провозглашения ее императрицей, является гибелью для страны. Нам надо упразднить Верховный тайный совет. Это -- первое.

   -- Вы видите, -- обратился Черкасский к "конспирантам", -- великий птенец Петра Первого, знаменитый Остерман, сам член Верховного тайного совета, заявляет вам, что это мрачное учреждение надо уничтожить. Или и теперь вы станете сомневаться в том, что мы ведем безумную, опасную игру, которая может окончиться неудачей? Да разве, если бы это была неверная ставка, господин Остерман примкнул бы к нам?

   Почти до утра шло тайное заседание заговорщиков во главе с будущим канцлером Остерманом.

XVII

СОН АННЫ ИОАННОВНЫ

   После ухода "смелого" Ивана Долгорукого, долго не могла прийти в себя Анна Иоанновна -- а был уже час поздний, предутренний... Ужас овладел ею.

   -- Как могла я до того дойти? -- охала она. -- Что ж теперь будет? В полон попала я к князьям Долгоруким. Ежели строгость приму --они мне сейчас же о гуслях вспомнят. А Эрнст мой? Ну, как он узнает?.. -- Несколько раз, чтобы успокоить себя, она подкреплялась стаканчиками вина, и с каждым новым приемом отравы у нее становилось легче на душе. -- А что я сделала такого?.. Эка важность, подумаешь! Да разве я не царица? Что хочу, то и буду делать... -- подбодряла она себя.

   Красавец Иван Долгорукий неотступно стоял перед ее глазами. Она точно еще чувствовала его прерывистое дыхание, силу его медвежьих объятий.

   С большим трудом ей удалось заснуть... Сначала сон был тревожный, часто прерывающийся. Анна Иоанновна вскакивала на постели и кричала диким, испуганным голосом: "Ой, ой!.. Пусти!" Но постепенно она успокоилась, и вскоре сон перешел в глубокий.

   И страшное, диковинное стало сниться ей {Это был вещий сон: впоследствии все, за исключением личного присутствия Анны Иоанновны, сбылось наяву.}.

   Мрачная комната со сводчатым потолком -- не то вроде огромного склепа, не то погреба -- озарена багрово-красным светом. Этот страшный свет вырывается из пасти огромной печи, стоящей в углу. Целая масса каких-то странных, непонятных предметов заполняет почти все пространство унылого подземелья. Анну вводят и говорят ей:

   -- Ваше величество, садитесь на этот стул. Сейчас вы увидите, как мы будем расправляться с врагами.

   -- Чьими врагами? -- спрашивает она, стараясь рассмотреть лица тех, кто привел ее сюда.

   -- С моими! -- слышится ей знакомый голос.

   -- Ах, это ты, Эрнст? -- узнав Бирона, задает она вопрос.

   -- Да, это я. Ты, для которой я достал трон, изменила мне. За это ты обречена на страшную пытку: на твоих глазах первым будет замучен Иван Долгорукий.

   Жутко, страшно царице. С тоской всматривается она в диковинные предметы, которыми заставлена комната.

   -- Что это, Эрнст? -- робко спрашивает она, указывая на какое-то сооружение, похожее на качели.

   -- Это -- дыба, -- отвечает с отвратительной усмешкой ее фаворит.

   -- А это?

   -- Это -- железные гвозди, которые вбивают под ногти пытаемым. Два гвоздя будут вбиты и Ивану.

   -- А что вот это такое? -- показывает Анна Иоанновна на кресло.

   -- Это -- для особо важных преступников: кресло раскаливают добела и потом на него сажают пытаемого...

   Около печки сидит на корточках палач... Он подбрасывает поленья дров в печь, откуда летят искры.