На пороге стоял Бирон в парадной форме.
-- Эрнст! -- тихо слетело с губ императрицы.
Бирон был бледен. Его глаза сверкали худо скрытой злобой, голова надменно запрокинулась назад. Он быстро и решительно подошел к Анне Иоанновне и хрипло произнес:
-- Я полагал, что русская императрица никогда не может так низко пасть, чтобы забавляться со своими развратными смердами. Я полагал, что к трону, который добыл я вам, вас поведу я. Но, кажется, я ошибся? Прикажете мне позвать князя Ивана Долгорукого? Может быть, и теперь, в эту страшную минуту, когда ваша судьба висит на волоске, у вас явится желание позабавиться игрой на гуслях? -- И вдруг Бирон грубо схватил Анну Иоанновну за руку: -- Слушайте, Анна: еще не все произошло, еще вы не освобождены, еще вся сила в наших руках. Понимаете вы это? -- А затем он опустился перед смятенной императрицей на колени и пылко воскликнул: -- Моя дорогая Анна, за что вы так жестоко надсмеялись надо мной? Ведь я безумно люблю вас. За вас я готов отдать последнюю каплю крови. -- Бирон вскочил. -- Говори, отвечай: ты моя?
И Анна Иоанновна покорно ответила:
-- Твоя.
-- Ты больше никогда этого не сделаешь? Ты не изменишь твоему Эрнсту?
-- Не изменю.
-- Так вести тебя туда, в этот страшный зал? -- Веди!..
XX
ДА ЗДРАВСТВУЕТ САМОДЕРЖАВНАЯ ИМПЕРАТРИЦА!
Тронный зал дворца имел необычайно торжественный вид. Все верховники были уже в сборе. В своих роскошных мундирах, сверкающих алмазными звездами и золотым шитьем, они, образовав особую группу, вели тихий разговор. Здесь -- как это возможно только во дворце с его интригами -- "враг" дружески-любезно беседовал с "врагом".
На лицах всех собравшихся можно было прочесть острое ожидание чего-то решительного, важного. Сегодняшнее официальное провозглашение Анны Иоанновны императрицей, событие, которое должно было случиться вот сейчас, невольно волновало всех. Но в то время как одни ликовали, другие стояли с понурыми, бледными лицами.
К числу первых принадлежали те верховники-конституционалисты, которым удалось в Митаве вырвать подпись Анны Иоанновны на ограничительной грамоте; к числу вторых -- все те, которые предчувствовали для себя ужас полновластного владычества отдельной кучки лиц вроде Голицыных и Долгоруких.
Ни для кого не являлось тайной, что при провозглашении Анна Иоанновна вторично должна будет отречься от всех прочих прерогатив самодержавной царской власти.
Центром всеобщего внимания являлись князья Голицыны, в особенности Дмитрий, и князья Долгорукие --
Алексей и Иван. Это были те, кто через час-два должны были явиться настоящими вершителями судеб Российской империи.
Как ни старался князь Алексей Долгорукий владеть собой, его волнение невольно бросалось всем в глаза. Он был бледен, как никогда. Его взоры беспокойно блуждали, отыскивая фигуру Ивана. А тот со своим красивым, развратным лицом стоял с младшим Голицыным. Он что-то рассказывал последнему и, сверкая белыми зубами, довольно громко, без стеснения хохотал.
-- Что это с князем Алексеем Долгоруким? Смотрите, как он бледен и расстроен!.. -- слышались тихие голоса.
Князь Дмитрий Голицын, беседовавший с Алексеем Долгоруким, тоже не мог не заметить его расстроенного вида и тихо спросил:
-- Что с тобой, князь Алексей? Ты взволновался, гляди: у тебя даже руки ходуном ходят.
Какая-то судорога пробежала по лицу всесильного вельможи, и он ответил:
-- Я думаю, что и ты, князь Дмитрий, не вполне спокоен.
-- Я? И не думаю волноваться!.. -- усмехнулся Голицын. -- Через час все будет окончено. Она станет императрицей, но править государством будем мы.
-- Слушай, князь Дмитрий, -- начал шепотом Долгорукий. -- Слушай! Тяжелое предчувствие мучает мою душу. Сердце ноет, словно беду слышит.
-- Что это ты, князь Алексей, в бабьи приметы веровать стал? Стыдись, -- улыбнулся князь Голицын.
-- Ах, князь Дмитрий, ты вот все шутки шутишь, а я зорко ко всему приглядываюсь.
-- Ну и что же ты увидел?
-- Большую перемену в ней. Вот уже несколько дней, как она голову подняла, на меня поглядывает насмешливо, вроде бы с издевкой. Это, помяни мое слово, неспроста.
-- Что же тебя, князь, удивляет? Ведь она императрицей себя чувствует.
-- Нет, не то это. Чудится мне, что за нее Остерман работает.
-- Да разве он -- не наш?
-- А кто его знает? Кто разгадает эту хитрую немецкую лисицу?.. -- продолжал высказывать свое беспокойство Долгорукий. -- А вот сейчас приехали во дворец Бирон и какой-то таинственный синьор Джиолотти. Анна удалила меня и вела с ними какую-то беседу. О чем? Кто их знает! А только одно скажу: не к добру это, князь Дмитрий. Ах, вон, гляди, вон он, этот таинственный иноземец!
Дмитрий Голицын поглядел и побледнел не менее, чем Алексей Долгорукий.
-- Господи! Какой диковинный... какой страшный!..-- прошептал он, хватая руку Долгорукого.
-- Я говорил тебе... Этот человек, похожий на антихриста, несет нам несчастье!
Суеверный ужас застыл на лицах обоих князей.