Гибель Сатурна

– Я зайчик! – ревела Розетта и выскакивала на Федерику из-за двери, растопырив пальцы как львиные лапы. – Я зайчик, я тебя съем!

И делала вид, что сейчас расцарапает воспитательнице физиономию.

Кто внушил ребенку мысль, что зайчик – это страшное животное, которое хочет всех съесть, понять было несложно. Наверняка с Розеттой играл кто-то из старших мальчишек, который ради смеху внушил девочке, что зайчик – это что-то вроде льва или медведя. Во всяком случае, по глубокому убеждению синьоры Ландольфи, нормальный зайчик не мог так ужасно реветь и так сильно кусаться.

Час, наверное, ушел на то, чтобы объяснить Розетте, что зайчики не кусаются и не царапаются, они длинноухие, пушистые и очень ласковые. Конечно, тут она немного пошла против науки зоологии, которой известно, что зайчики хоть и пушистые, но вовсе не такие уж безобидные, и матерый русак ударом задней лапы запросто распарывает брюхо молодому неопытному волку. Но такие знания, по мнению Федерики, были ребенку пока не нужны, это были те самые знания, от которых умножается печаль, а детей, по возможности, нужно растить беспечальными.

В задачу синьоры Ландольфи не входило образование детей – для этого имелись школьные учителя. Однако, согласитесь, невозможно присматривать за детьми и совсем никак их не воспитывать. У синьоры не было своих детей, и всю нерастраченную любовь и нежность она обращала на подопечных. Строго говоря, это были подопечные не ее даже, а синьора Паоло, но она не могла отделить служебные обязанности от личного отношения.

Кроме усталости было и еще что-то, смутно беспокоившее синьору. Она вспомнила, что ближе к вечеру охранник Чеза́ре исчез на пару часов из дома, после чего перед их воротами припарковался темно-серый минивэн. От машины смутно веяло чем-то страшным, почему-то при взгляде на нее Федерике вспомнилась погребальная повозка.

Синьора Ландольфи обратила внимание Чезаре на появление странной машины, но тот только отмахнулся. Однако, когда она спросила, не нужно ли позвонить в полицию, все-таки у них тут дети, Чезаре быстро сменил тон и строго сказал, что так надо и что минивэн появился тут не просто так, а по приказанию синьора Тоцци.

После этого Федерика смирилась, однако думать о темно-сером микроавтобусе не перестала. Она вспоминала о нем, даже ложась в постель. Ночью ей приснилось, что минивэн – это, и правда, погребальный катафалк, она лежит в нем мертвая и окоченевшая, и тот, неистово сигналя, везет ее в преисподнюю.

Она проснулась в своей спальне в холодном поту. Из коридора доносились тихие голоса. Синьора накинула халат, надела тапочки и подошла к двери. Однако не стала открывать ее нараспашку, а лишь прислушалась к тому, что происходит в коридоре. Дверь ее спальни была чуть приоткрыта, поэтому слышно было очень хорошо. В коридоре вполголоса беседовали Чезаре и синьор Тоцци.

– Нужно быстро и тихо разбудить детей, и будем их вывозить, – говорил синьор Тоцци. – Здесь оставаться больше нельзя.

– А что делать с Федерикой? – спросил Чезаре.

– Старая курица пусть останется здесь, она нам больше не нужна, – отвечал синьор Тоцци.

Было очень неприятно, что ее назвали старой курицей, но это, в конце концов, можно было стерпеть, из песни, как говорят, слова не выкинешь. Хотя, по мнению, самой синьоры Ландольфи, она была не такой уж старой и уж подавно не курицей. И вообще, нельзя позволять называть себя курицей никому. Потому что лиха беда начало. Сперва ты станешь курицей, потом тебя обзовут гусыней, а под конец и в страуса превратишься. Нет, синьоры, нет и еще раз нет, это никуда не годится!

Впрочем, сейчас обращать внимание на подобные мелочи она не стала. Гораздо больше ее встревожило известие, что детей куда-то перевозят посреди ночи, притом перевозят без нее. Это был явный непорядок, и тут следовало вмешаться. В конце концов, хоть деньги ей платил синьор Паоло, но саму работу все-таки предоставили органы опеки.

Она открыла дверь и вышла из комнаты. Чезаре, увидев ее, растворился в пространстве, а Тоцци, как обычно, смотрел на воспитательницу с совершенно непроницаемым лицом.

– Добрый вечер, синьор Тоцци, – сказала она, притворно зевая.

– Добрый вечер, – отвечал он холодно. – Хотя, строго говоря, сейчас уже не вечер, а ночь.

– Что-то случилось? – спросила она.

Он пожал плечами. С чего вдруг синьора решила, будто бы что-то случилось? Она не знает, просто ей показалось странным, что синьор Тоцци появился в доме так поздно. Он, вероятно, останется на ночь? Синьор Тоцци отвечал, что он не останется. Он приехал затем, чтобы забрать детей.

– А куда мы едем? – спросила Федерика удивленно.

– Вы никуда не едете, – отвечал Романо сухо. – Уезжаем только мы с Чезаре и дети. А вы можете оставаться тут и спокойно спать до самого утра.

Она занервничала. Но что такое произошло, и почему такая спешка? Тоцци весьма холодно ей напомнил, что она – всего лишь наемный работник, и он не обязан давать ей никаких объяснений. Они уезжают – и баста.