Адрес – одно, а разговор детей с полицией – совсем другое. К счастью, у них есть он, славный синьор комиссарио, и он все устроит наилучшим образом. Главное, не путаться у него под ногами и строго выполнять его приказы. Кстати сказать, Арресто не забыл, что должен ему упаковку пива?
– Арресто ничего не забыл, – хмуро отвечал Волин, – получишь свою упаковку, когда побеседуем с детьми.
Совринтенденте кивнул – договорились. Он верит Арресто как самому себе. Все дело в том, что он очень наивный и доверяет людям, а люди часто обманывают бедного комиссарио и оставляют его с носом, а он всякий раз разочаровывается и страдает неимоверно…
– Сказал же, получишь ты свое пиво, – перебил его старший следователь.
– Сколько банок? – деловито осведомился Серджио.
– Как положено – шесть.
Синьор комиссарио возмутился. Шесть? Шесть банок?! Что за упаковка такая? За кого его держат? За карлика? Или, может, за пятилетнюю девочку? Он мужчина, а мужчина меньше двадцати банок за раз не пьет. Во всяком случае настоящий мужчина, такой как он, Пеллегрини. Двадцать банок, или пусть сам разговаривает с органами опеки.
– Да нет у меня денег заливать тебя пивом, – разозлился Волин. – Ты знаешь, какие командировочные в Следственном комитете?
Тут в беседу вмешалась Иришка и сказала, что Пеллегрини может купить пива, сколько захочет, она добавит нужную сумму от себя. Это совершенно удовлетворило синьора комиссарио, он откинулся на заднем сиденье и даже стал напевать какие-то легкомысленные неаполитанские песенки. Иришка морщилась, слушая его, Волин приоткрыл боковое окна, надеясь, может быть, что противный голос комиссарио выдует ветром.
– Все итальянцы – прирожденные певцы, – похвастался Пеллегрини, прервав пение. – Я же – украшение итальянского народа. В конце девяностых меня звал к себе в «Итальянский оркестр» сам Ренцо Арборе. Пришлось ему отказать.
– Не может быть, – ухмыльнулся старший следователь.
– Уж поверь! Я сказал ему: «Конечно, Ренцо, для тебя было бы большой удачей заполучить такого певца, как я. Но если я пойду на эстраду, кто будет ловить преступников в моей родной Аосте?! Сейчас, конечно, я уже не тот, а все проклятое мороженое. Ты ел итальянское мороженое, Арресто? Это песня, в нем столько жира, что нетренированный человек может лопнуть от одной только порции. Но настоящему мужчине все на пользу. Знаешь, Арресто, как я пел в юности! Стоило мне дать верхнее «фа», и птицы небесные падали с высоты на землю, а у нежных девушек само собой спадало нижнее белье. Другой бы на моем месте, конечно, воспользовался этой пикантной ситуацией, бросился бы, собрал всех птиц, пожарил бы и съел. Но я не таков, я говорил простым гражданам: «Эй, рагацци! Небеса благословили меня за мой талант и послали мне в дар всех этих кур, гусей, индюшек. Собирайте их, жарьте, парьте, пеките и ешьте. А девушками, так и быть, я займусь сам!»
– Кажется, прибыли, – сказала Иришка, выворачивая руль.
И действительно, они подъехали к городской больнице.
Однако, к вящему сожалению всей компании, поговорить с детьми удалось далеко не сразу. Для начала пришлось получить разрешение у органов опеки. Потом пришлось ждать, пока дети немного придут в себя. Так что поговорить с ними удалось только ближе к вечеру.
Познания в итальянском Ореста Волина ограничивались отдельными песнями Адриано Челентано, так что беседовать, видимо, предстояло Иришке и синьору комиссарио. Однако Иришка неожиданно воспротивилась участию Серджио в допросе.
– В чем дело? – изумился совринтенденте. – Дети любят меня, как отца родного, я даже один раз представлял Ба́ббо Ната́ле [
И госпожа ажан объяснила. По ее словам, речь в разговоре с ребятами могла пойти о вещах болезненных и деликатных. Детям трудно будет откровенничать с мужчиной. К удивлению Волина, Пеллегрини не стал спорить, только кивнул…
В гостиничный номер мадемуазель Белью вернулась ближе к ночи. Вид у нее был растерзанный.
– Дайте выпить, – сказала она.
– Все пиво выдул комиссарио, но есть виски, – отвечал Волин, заглядывая в холодильник.
– Очень хорошо, то, что надо.
Волин спросил, плеснуть ли ей в виски содовую или колу, но та сказала, что будет пить неразбавленное. Старший следователь ничего не сказал, молча налил треть стакана. Иришка осушила стакан залпом, поставила на стол, потребовала еще. Волин налил еще треть. Она и это выпила одним махом.
– Вот теперь легче, – сказала Иришка, ставя стакан на стол.
Волин и Пеллегрини глядели на нее молча…
Вот что выяснила госпожа французский ажан в ходе своего визита в больницу.