В прежние времена, отправляясь в неизвестное место, Воронцов, конечно, захватил бы с собой верный ПСМ [
Такси подвезло его к помпезному зданию на Моховой. Рассчитавшись ровно по счетчику – копейка рубль бережет, – генерал неторопливым шагом, опираясь на трость, двинулся к входу во двор. Правду сказать, он вполне мог идти без всяких тросточек, сил еще хватало. Однако трость была непростой. Она имела серебряный набалдашник, и, кроме того, по всей длине была изукрашена серебром и сталью. Именно поэтому трость звенела при проходе сквозь рамку, но подозрений у охраны не вызывала. И совершенно, надо сказать, напрасно. Дело в том, что набалдашник у нее был съемный, а под ним скрывался вделанный в трость отточенный стилет. Это превращало безобидную тросточку в грозное оружие ближнего боя, совершенно смертоносное в умелых руках. Надо сказать, что в лихие девяностые, когда генерал был еще значительно моложе, трость эта пару раз спасла ему если не жизнь, то кошелек по меньшей мере. В конце концов, не ходить же в магазин с пистолетом, а тросточку можно брать куда угодно.
Неподалеку от входных ворот прямо во дворе стояла молодая девушка с выступающей вперед, как у бульдога, нижней челюстью и отделяла чистых от нечистых, то есть тех, у кого есть приглашение, от тех, у кого его не было и быть не могло. Первым девушка улыбалась доброй улыбкой крокодила, на вторых просто рычала.
У генерала приглашение имелось, и, похоже, это было написано у него на лице. Едва только он миновал высокие старорежимные ворота, к нему подскочила бойкая тетка лет шестидесяти – из тех, что шакалят у посольств и пробираются на любые мероприятия, где запланирован фуршет.
Как уже говорилось, тетка подскочила к Воронцову, схватила его под руку и, пропищав: «я с вами, дедушка!», повлекла его вперед. Пока генерал размышлял, как бы избавиться от наглой фурии, девушка с крокодильим оскалом сверилась со списком, убедилась, что на генерала выписано одно приглашение и ловко оттерла тетку – к вящему удовольствию Воронцова.
Он чинно прошагал мелким стариковским шагом до особняка и вошел внутрь. Помпезные колонны и широкие белые лестницы не удивили старого разведчика – и не такое видывали на своем веку. С гораздо большим интересом присматривался он к окружающей публике или, как сейчас говорят, тусовке.
Помимо собственно писателей, тут были всякого рода издатели, критики, обозреватели, гламурные персонажи, желающие выглядеть умнее, чем им положено физиологией, разные мелкие и крупные нувориши, и, наконец, олигархи, при непосредственном участии и поддержке которых и была организована премия. Однако среди публики пока не было человека, ради которого, собственно, и пришел сюда генерал, давно уже не посещавший никаких публичных мероприятий. Впрочем, человек этот непременно должен был явиться сегодня на вручение, он просто не мог не явиться.
Пока же Воронцов прошел в большой зрительный зал, на сцене которого стояло уже несколько стульев для финалистов. Самих финалистов пока еще не было, точнее, они сидели в зале, на специально отведенных для них местах с правого краю.
Финалисты, прямо скажем, выглядели не ахти как. Один был курчавый и толстый, другой просто толстый, без курчавости, зато в очках, какая-то тетка с прической каре, потом еще одна, с внешностью стрекозы, потом еще один в очках, не толстый, зато явственно лысеющий – и все в том же роде. Одно слово: писатели, имя же им легион!
Генерал только головой качал, озирая здешние литературные пейзажи. Он не любил, не понимал и не доверял современной литературе. Все эти родовые и бытовые травмы, все это рассматривание собственных причиндалов через лупу и публичное перечисление отвратительных болезней авторов и авторок казались ему дурным сном. Как люди, которых когда-то считали совестью нации и инженерами человеческих душ, как, я вас спрашиваю, эти люди могли пасть так низко, что превратились в половые органы на ножках? Куда подевались ум, образованность, интуиция, да просто душа, наконец?