Glaswen (СИ)

Куда-то сгинули все ссоры и непонимания. Никаких разногласий не было больше, и теперь Имс искренне не понимал, откуда они вообще брались. Он смотрел на Артура и таял – весна влияла на короля волшебным образом. Он как будто тоже расцвел, похорошел, глаза сияли почище звезд: Имсу было плевать на банальность сравнений, он готов был наградить Артура всеми эпитетами любви, которые были придуманы поэтами и художниками за тысячелетия. Внутри у Имса все пело и трепыхалось от счастья и невыносимой нежности, и вот именно теперь он окончательно позабыл обо всем, кроме своего любовника, наконец-то ощущая себя воистину очарованным путником, потерявшим память обо всем лишнем, устремленным только за поманившей его красотой.

Они не расставались ни на минуту. То ли Артур перечитал все свои манускрипты, то ли они ему надоели, то ли даже король фэйри не мог устоять перед тревожным и соблазнительным дыханием весны, которое вдувал в окна ветер – неизвестно. Но теперь все дни они проводили в седле, исследуя Волшебную страну так, как будто собирались перебрать ее по крупицам. Конечно, Имс понимал, что Артур совершает обязательные визиты, навещая подданных и вассалов по всем уделам Волшебного края, но все равно они были вместе, а официозом фэйри никогда не страдали – и поэтому их принимали везде тепло и душевно, искренне стараясь угодить.

Артур словно задался целью показать Имсу всю свою вотчину: и они навещали келпи в маленькой деревушке на побережье, ездили к гномам в горы и даже однажды ходили в гости на пришвартовавшийся в Серебряной гавани на одну ночь корабль – и только уже там, при распитии из червленых чарок крепчайшего и отдающего жженым сахаром рома, до Имса вдруг дошло, что же это за корабль зашел на побывку к их берегам. Он расширившимися глазами, с вопросом, посмотрел на Артура, а тот только улыбался ему лукавой и насмешливой улыбкой, кивая капитану, который в этот момент расписывал подвиги своей команды. А утром корабль сгинул в соленой пене, взлетел над волнами и понесся к горизонту, мелькнув напоследок призрачными парусами.

Еще Артур показал Имсу огромный дуб, ствол которого, футов двадцати в обхвате, был от корней до кроны опоясан толстой золотой цепью, с мощными и широкими звеньями. Назначение цепи оставалось неясным недолго – не прошло и десяти минут после их появления, как в кроне зашуршало, потом оттуда высыпался мусор, очень похожий на тот, которым были украшены подходы к мосту Ульвара, и из густой листвы вышел здоровый толстый кот, невероятно мохнатый, с мегаваттной голливудской улыбкой.

Кот оказался говорящим (Имс уже ничему не удивлялся), болтал и врал так складно, что смело мог бы подвизаться в качестве сценариста в том же самом Голливуде, и под эти байки Имс не заметил, как пролетела ночь.

Когда морским берегом возвращались домой, уже в утренних сумерках, Артур притормозил сам и придержал Имса: прямо из пены на берег вышли рыцари в доспехах. Имс насчитал тридцать человек, все в два человеческих роста, крупные и похожие друг на друга, как клоны. Доспехи, покрытые каплями воды, занялись в лучах вынырнувшего из-за зыбкого горизонта солнца алым и огненным, а потом из-за скал вышел еще один, весь в черных вороненых латах, пониже и покоренастее, и рыцари выстроились попарно и ушли вслед за ним, скрывшись в море в веере сверкающих брызг.

Но сильнее всего Имсу запомнились знакомство с ведьмами и та ночь, когда Артур решил, наконец, оповестить принца, что ждет их на Белтейн.

***

Артур сказал, что надо навестить ведьм. И лучше бы сегодня, именно сегодня подходящий день.

Что особенного было в этом дне, Имс так и не понял, но, наверное, королю было виднее. За окнами шел затяжной весенний дождь, но не легкий и игривый, с то и дело проглядывающим солнцем, а похожий на душевую в бане: слабый, но занудный, затянувший все вокруг серой пеленой и смывший краски так, что мир вокруг холмов казался покрытым полупрозрачной тускло-жемчужной пеленой.

Впрочем, и мира-то за окнами было не видно, одни лишь склоны соседнего холма, расплывавшиеся во влажной дымке.

Они лежали в постели, так и не найдя в себе сил выбраться оттуда после долгого, ленивого и полусонного утреннего секса, и, вообще-то, Имс как раз настраивался подремать – по крайней мере, книга, которую он читал, уже пару раз ощутимо стукнула его по носу, вываливаясь из слабеющих пальцев. Артур то ли дремал, то ли мечтал, свернувшись в калачик у него под боком – одно из любимых его положений. Своей возней они превратили кровать в подобие сорочьего гнезда, где все блестит и переливается шелковым блеском простынь и путает затейливой вязью сложной вышивки на покрывалах, и затаились в этом гнезде как нахохлившиеся птенцы.