Glaswen (СИ)

– Не сомневаюсь я в твоем праве, – устало сказал он и непочтительно сел на тонкий изящный стульчик. – Но Дикси и Трикси ни при чем.

– Они надоедали тебе, докучая непозволительной настойчивостью, – процедил Артур.

Имс с изумлением вытаращил глаза: еще никогда прежде ему не доводилось слышать, как Артур изъясняется в манере викторианского высокопоставленного правительственного чиновника. Артур, конечно, был король, но в то же время и обычный современный парень. Ну хорошо, пусть не совсем обычные, но все-таки!

– И они, и лепреконы, и феи – все проявили недопустимую назойливость, – продолжал Артур в том же ключе, глядя поверх макушки Имса.

На круглом столике у кресла, куда Имс обычно, читая, ставил чашку с чаем или клал книжку, лопнуло и разлетелось осколками сапфировое стекло, защищавшее тонкий резной узор столешницы.

– Я не хотел мешать, – медленно произнес Имс. – Ты был занят своими делами, Артур.

– А ты был занят своими развлечениями! – вдруг крикнул Артур и так яростно саданул кулаком по столику, что проломил насквозь уже ничем не защищенную столешницу.

Круглый столик печально подломил ножки и окончил свое существование как предмет мебели. Имс поднялся и сделал шаг к Артуру, хотя тот сейчас выглядел на самом деле пугающе: рога над головой все меньше напоминали тень, а ногти окончательно превратились в когти, пальцы скрючились, напомнив Имсу лапы ястреба. Разбитое стекло словно сложилось обратно у Имса в голове и с чистым пронзительным звоном стало снова целым и невредимым.

– Ты мой, мой, мой! – рявкнул гневно Артур и топнул ногой.

Имс подошел вплотную к своему королю и, без всякой церемонной деликатной почтительности, вроде как положенной при обращении с особами царского происхождения, взял его за шею и ткнул лицом себе в плечо, не обращая внимания на проткнувшие ткань рубашки когти. Рога, слава богам и демонам, все же оставались хотя и видимыми, но неосязаемыми.

– Да ты, оказывается, ревнивец, детка, – сказал Имс, с радостным удивлением чувствуя, как все становится с головы на ноги. Ну, или с ног на голову, неважно, главное – так, как нужно. Плевать как, главное, что с Артуром.

Артур гордо молчал, но цеплялся когтями все так же крепко, не делая никаких попыток вырваться.

– Мне достался ревнивый и злющий эльфийский король, – нараспев сказал Имс, улыбаясь Артуру в волосы. – Как это прекрасно, детка, не так ли?

– Заткнись, Имс, – глухо буркнул Артур Имсу в плечо, расслабил пальцы, когти опять стали ногтями. – Я очень зол.

– Будет мне позволено загладить свою вину? Со всем возможным усердием? – Имс погладил кончиками пальцев королевскую шею, а другую руку повел ниже по спине.

– Вот как это ты ухитряешься даже самым нейтральным предложениям придать поразительную пошлость?

– Я стараюсь для тебя, Артур, разве ты не видишь?

– То есть, ты хочешь сказать, что ты специально стараешься говорить мне пошлости? – спросил Артур, но попытка вернуться к модусу «король говорит» в этот раз ему совершенно очевидно не удалась.

– Конечно, тебе же это нравится! – ответил Имс, непочтительно закинул короля себе на плечо (король ничуть не сопротивлялся) и понес в спальню. – Я всегда стараюсь полностью удовлетворить Ваше Величество.

Артур в ответ снова выпустил когти и ущипнул Имса за задницу, царапая кожу. Тоже был в курсе, как и что нравится его принцу.

***

Наверное, это было все же самое счастливое их время – от Имболка до Белтейна. Потом, много позже, когда Имс перебирал свои воспоминания, ощупывал их, словно скупец погребенные в тайной шкатулке драгоценности, он все время думал, что это была самая радостная и безмятежная пора, хоть и насквозь фальшивая. Но тогда он об этом еще не знал, и воспоминания поэтому все так же оставались ярко-переливающимися, сверкающими, как горка самоцветов в жадных руках.

В страну холмов пришла весна. Не прокралась, словно робкая бледная девица благородных кровей, а ворвалась по-цыгански, шумно и ослепляюще, оглушая истошным ором птиц на закате, будоража игривым рычанием хищников по ночам, неугомонным перезвоном ручьев, налившихся сверкающей свежей водой. Холмы сначала зазеленели, исходя всеми оттенками изумруда и малахита, а потом, поверх этой сочной зелени, взметнулась и рассыпалась разноцветная душистая пыль распустившихся цветов, как будто кто-то превратил целый табор в облака конфетти и разметал их по Волшебной стране.

И вместе с весной, вместе с воплями совокупляющихся ночных птиц и зверей, вместе с ежевечерними танцами в деревне и бесстыдно обжимающимися по углам фэйри, вместе с тонущими в цветении и благоухающими пустошами, вместе с розовым утренним солнцем и густыми пылающими созвездиями, похожими на подкладке черного неба на россыпи бриллиантов в гномьих пещерах, вместе со всем этим окончательно расцвела и любовь короля фэйри и его принца, словно вылупилась из жесткой непокорной скорлупы, которую пришлось прогрызать зубами и продирать ногтями, расправилась, развернула лепестки, как еще один диковинный цветок в бескрайних холмах.