…В теплом воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка, и свинцовые тучи мрачной густой пеленой застыли над ярко-зеленой равниной. Несмотря на отсутствие солнечных лучей, мириады стрекочущих в высокой траве кузнечиков ни на секунду не умолкали. И колонна советской бронетехники, движущаяся по извилистой грунтовке, рассекающей поле на две части, казалось, абсолютно не мешала своеобразному концерту, устроенному «жизнерадостными» насекомыми! Их многоголосую «трель» полностью не могли заглушить ни лязг танковых гусениц, ни визг мотоциклетных тормозов, ни скрипы деталей подвески колесных бронеавтомобилей. Даже сквозь громкий шум десятков работающих карбюраторных и дизельных моторов, попутно наполнявших атмосферу клубами сизого и черного дыма, ушей красноармейцев, расположившихся на броне и на сидениях мотоциклов, нет-нет да и достигали неповторимые звуки, издаваемые этими маленькими зелеными прыгунами-виртуозами!
Правда, лейтенант Буренков, устроившийся за пулеметом в коляске «М-72», вместе с еще тремя мотоциклами головного дозора, опережавшего остальную колонну метров на двести, размышлял совсем не о чудесах и прелестях окружающей природы. Окидывая цепким взглядом местность, Сергей одновременно думал о том, какая все-таки странная штука жизнь.
Еще недавно он был обычным калужским пареньком, ходил в школу, играл в футбол, гонял на велосипеде, покуривал украдкой, прячась от родителей. Затем выучился на водителя и стал работать шофером на хлебозаводе. Все ему там нравилось — сплоченный коллектив, отзывчивое начальство, приличная зарплата. И навсегда запомнившийся сказочный аромат свежеиспеченного хлеба, который он чувствовал и сейчас! Хорошее было время, а главное, мирное!
А потом началась война, и все моментально изменилось. Повестка, военкомат, трехмесячные лейтенантские курсы и на фронт, в самое пекло. Там кровь, страдания и смерть, постоянно ошивающаяся где-то рядом…
Лоб Сергея прорезала глубокая морщина, к горлу подступил неприятный комок. Перед глазами стремительно пронеслись лица погибших товарищей, изуродованные и обгоревшие до неузнаваемости человеческие останки.
«Э, брат, так не пойдет, — подумал он, — гони депрессию прочь, а то свихнешься, на хрен!»
Лейтенант достал папиросу и закурил, всматриваясь вперед, туда, где бескрайние поля отступали, и начинался прорезаемый извилистыми оврагами и перелесками холмистый пейзаж. Он мысленно представил в голове карту, прикидывая, сколько еще осталось «пилить» до моста через реку, который в целости и сохранности предстояло захватить сводному отряду разведчиков и танкистов. По расчетам, выходило, что километров одиннадцать-двенадцать, не меньше. Значит, можно было курить не торопясь.
— Тоже неплохо, — затягиваясь, вслух пробормотал Сергей и ощутил на себе пристальный взгляд управлявшего мотоциклом Каминского.
— Серега, ты часом не заболел? — в голосе Петра сквозило откровенное удивление.
— Это ты о чем? — не понял Буренков, зачем-то рассматривая тлеющую в руке папиросу, словно ища в ней ответ на заданный другом вопрос.
— Я несколько минут наблюдаю и вижу — странный ты какой-то сегодня! Шепчешь что-то непонятное себе под нос, лицо постоянно меняется, а взгляд вообще иногда становится отсутствующий, будто витаешь где-то в далеких облаках!
— Не бери в голову, со мной все в порядке, просто воспоминания нахлынули разные!
— Ну, тогда ладно! Будешь жить! — ухмыльнулся Каминский и легонько похлопал ладонью по бензобаку: — Хочешь, дам порулить немного, заодно и отвлечешься от своих раздумий?
— Нет, спасибо, я уже в колясочке пригрелся! Тем более что скоро начнутся холмики, овраги и прочие бугорки, значит, мотоцикл будет прилично трясти. А здесь в люльке ножки вытянул, расслабился, и хорошо! Одно удовольствие — тебя везут, а ты сиди, кури и командуй себе на здоровье! Так сказать, осуществляй руководство!
— Нечто похожее я и ожидал услышать, товарищ лейтенант! — рассмеялся Петр. — Хитрован ты калужский, Буренков, понятно?! У меня, между прочим, шея начинает уже неметь, а кое-кто, безусловно, догадывается об этом, но пользуется званием, чтобы уставшему другу не помогать!
— Что поделаешь, уважаемый товарищ красноармеец! — улыбнувшись, ответил Сергей. — У начальства есть свои привилегии!
— То-то я смотрю, как Артем Тимофеевич ими пользуется — полдня маринуется в чреве броневика, благо, что хоть башня сверху открытая, а все равно там жара, наверное, градусов под сорок и духота! — парировал Каминский. — К тому же он, на всякий случай, майор и возраст соответствующий!
— Так я и говорю, тяжела командирская доля, кто бы сомневался! — вывернулся Буренков. — А ты мне — садись за руль! Нехорошо, Петя!
Лейтенант выбросил окурок в придорожную траву и, глубоко зевнув, потянулся всем телом, не забыв, однако, придержать левой рукою пулемет. От долгого нахождения практически в одной позе заломило поясницу. Вдобавок ему неожиданно захотелось спать. Буренков с силой провел ладонью по лицу и несколько раз моргнул глазами, отгоняя сон. Кажется, помогло.