Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948

Книга вышла в Нью-Йорке, затем в марте 1931 года в Берлине. Она пользовалась большим успехом. Вскоре после этого последовало издание книги в Лондоне. Меня немало позабавило, когда издатель заявил, что не может принять американский перевод книги и должен издать ее на английском языке! Вспомнилась шутка, как англичанин заметил своему американскому другу: «Наши страны не разделяет ничто, кроме языка».

К счастью, меня не обязывали ограничить свою кампанию публичными встречами. Я мог вести приватные разговоры со многими политиками. Одна из наиболее впечатляющих бесед состоялась с президентом Гувером. Наше знакомство с ним состоялось в период моей работы в Бельгии во время Первой мировой войны, когда Гувер оказывал помощь в обеспечении продовольствием бельгийского населения. Он был выдающимся деятелем нашего времени, но ему не повезло в том, что на его период президентства выпал мировой экономический кризис, который последовал за искусственно созданным послевоенным бумом. То, что его не переизбрали в 1932 году, следует объяснять только этим событием. Экономические кризисы чреваты политическими переменами.

Наша беседа тет-а-тет в Белом доме продолжалась почти час, в течение которого я смог ознакомить Гувера с опустошающим воздействием военных контрибуций. Он проявил полное понимание моей позиции. Однако между признанием факта и эффективными действиями необходим определенный интервал времени. Когда же в июне 1931 года, через шесть месяцев после моего турне, Гувер предложил союзным державам ввести мораторий на платежи по плану Янга, конец репараций был гарантирован.

По возвращении домой я выступал в Бремене и Мюнхене на ту же тему, не забыл я сделать личный доклад и канцлеру Брюнингу. Вечером накануне публикации моей книги и моего отъезда с лекциями в Стокгольм состоялись мои новые обстоятельные беседы о сложившейся ситуации с Брюнингом и его госсекретарем Пюндером. Я обещал прислать канцлеру первый экземпляр книги, когда она утром выйдет из печати.

Несмотря на мои прекрасные отношения с Брюнингом, несмотря на то что я питал и до сих пор питаю к нему высочайшее уважение за твердый характер, прямоту и откровенность, визит в Стокгольм вновь вовлек меня в конфликт с правительством. На вопрос шведского журналиста: «Что бы вы сделали, господин Шахт, если бы стали завтра канцлером?» — я ответил: «Покончил бы с репарациями в тот же день». Правительство отмежевалось от этого заявления так быстро, что это снова создало впечатление возможности переводов денег за рубеж. Через три с половиной месяца выплата репараций все равно прекратилась.

Глава 36

Встреча с Гитлером

За время моего отсутствия политическое влияние резко увеличившихся радикальных партий — левого и правого крыла — стало ощущаться еще больше. Стало очевидным, что экономическое развитие не может продолжаться так, как прежде. На Брюнинга свалилось тяжелое бремя обеспечения каким-нибудь образом прожиточного уровня немецкого населения перед лицом постоянного давления из-за рубежа и последствий мирового экономического кризиса. Эта задача могла быть решена только в том случае, если бы центристы, включая националистов и социал-демократов, помогли Брюнингу. К сожалению, они этого не сделали. Представляя сильнейшую партию, социал-демократы отказывались сотрудничать с другими центристами, так что канцлер постоянно сталкивался в рейхстаге с опасностью вотума недоверия. В результате Брюнинг был вынужден все больше идти по пути так называемого президентского правительства, которое откликалось не на резолюции большинства в рейхстаге, но на конституционные прерогативы на основе указов президента. Массы уже стонали от нищеты, поддерживая, с одной стороны, национал-социалистов с их радикальными требованиями, а с другой — коммунистов. Казалось, что политические события в Германии вскоре дойдут до того, что не останется иного выхода, кроме как передать власть в рейхстаге либо правым, либо левым.

В декабре 1930 года один из моих давних друзей, фон Штаусс, который с 1913 года входил в правление Немецкого банка, попросил меня прийти на ужин, на который он пригласил также Германа Геринга. Естественно, мне хотелось воспользоваться возможностью увидеться с одним из выдающихся лидеров национал-социалистического движения. На этом ужине для трех персон обсуждались острые проблемы экономического положения, рост безработицы, робость германской внешней политики и тому подобные вопросы. Геринг оказался приветливым, вежливым компаньоном, хотя и не произвел на меня впечатления человека, компетентного в какой-либо сфере. Из этого разговора я не мог сделать заключение о том, что столкнулся с чем-либо, напоминающим непримиримый или нетерпимый политический радикализм.

Поэтому, когда вскоре после этого я получил приглашение на обед, который давали Геринг с супругой, меня не мучили угрызения совести относительно принятия приглашения, особенно учитывая тот факт, что на обеде будет присутствовать Адольф Гитлер.