«В течение прошедших недель люди, не принадлежавшие к моей партии, призывали меня не отказываться от дискуссии с лидерами национал-социалистов. Пока вопрос о переговорах между национал-социалистами и правительством рассматривался, я не мог принимать участие в таких дискуссиях из опасения сорвать переговоры. Поскольку, однако, правительству не удалось прийти к соглашению с НСДАП (нацистской партией) — что предвидели компетентные политики во время роспуска рейхстага, — в ответ на возобновившиеся обращения патриотически настроенных граждан я заявил о готовности искать контактов с ней.
Такая дискуссия помогла бы определить, возможно ли сформировать каким-то образом конституционное правительство, и я счел своим непременным долгом способствовать ей. Полагаю, что на мне лежит обязанность сейчас, как ранее перед всеми теми, кто выбирал президента рейха, не жалеть усилий для укрепления президентской власти и предотвращения любого уклонения на неконституционный путь. Из этого вы поймете, что мои действия определяются не какой-либо обидой, но тревогой за судьбу страны.
Полностью согласен с вами в осуждении событий в городе Бытом, а также заявлений господина Гитлера в этом отношении. Если тем не менее вы будете возражать против моих бесед с лидерами Национал-социалистической партии, то можете узнать из газет, что даже правительство не отказывается иметь дело с господином Гитлером после упомянутых событий. Фактически мой интерес ограничивается этой дискуссией. Действительные переговоры находятся в руках людей, связанных с центристской партией, которая была прямо номинирована партийными комитетами вести такие переговоры».
Политическая необходимость соглашения с Национал-социалистической партией и ее лидером по вопросу о правительстве, которая признавалась всеми центристскими партиями после итогов выборов от 13 июля 1932 года, показала, что национал-социалисты были сильнейшей партией в рейхстаге. И, несмотря на сокращение голосов национал-социалистов на вторых выборах в рейхстаг в ноябре 1932 года, оставалось фактом, что добиться большинства в рейхстаге было невозможно без союза с крайне левыми или крайне правыми. Перспектива союза с коммунистами порождала еще больше опасений, чем с национал-социалистами.
До июля 1932 года ко мне периодически подходили один-два национал-социалиста и спрашивали совета, мотивируя это тем, что я встречался с Гитлером. Среди них был экономический советник Гитлера господин Кеплер, по профессии инженер-механик, а еще раньше — партнер владельца небольшой фабрики по производству клея в Гейдельберге.
В другом случае Геринг договорился, чтобы я встретился с Ревером, позднее гауляйтером, который в 1932 году стал первым национал-социалистическим премьер-министром земли Ольденбург. Реверу пришла в голову фантастическая идея относительно введения особого денежного обращения в Ольденбурге и осуществления всех платежей переводом с одного жиросчета на другой. Я с трудом оставался вежливым или серьезным перед лицом такого вздора. Когда я спросил, как господин Ревер предлагает осуществлять, например, платежи за женские чулки из Чемница, от которых не откажутся легко даже провинциалки Ольденбурга, он ответил: «Ладно, нам просто придется приобрести немного валюты Чемница». (Ревер, отличавшийся сомнительными знаниями в области финансов, в данном случае воспринимал город в Саксонии так, словно это была иностранная территория со своей валютой.)
Я быстро оборвал разговор с Ревером и его коллегами-специалистами, послав Гитлеру телеграмму об итогах нашей беседы.
В целом Карл Ревер был неплохим человеком. Он имел небольшое дело в Камеруне и повидал мир, что впоследствии сделало его весьма скептичным по отношению к прегрешениям его партии. Однажды, гуляя в муниципальном парке Бремена с известным промышленником Францем Степельфилдом, он неожиданно спросил:
— Как вы думаете, сколько деревьев в этом парке, Франц?
— Забавный вопрос, — ответил Степельфилд, оглядевшись. — Навскидку я бы сказал, четыреста, Карл.
— Этого будет недостаточно, Франц, чтобы повесить всех нас.
Как раз Ревер избежал казни через повешение. Он умер естественной смертью.
После нескольких встреч с людьми, претендовавшими на то, чтобы представлять немецкую экономическую мысль, включая не одну беседу с Готфридом Федером, я спрашивал себя, что станет с немецкой экономикой, если подобные теории будут претворяться в жизнь.
Меня стали одолевать сомнения, оправдано ли мое стремление держаться полностью в стороне от государственных дел.
Глава 37
Банковский кризис
В марте 1931 года произошло событие, которое я мог расценить только как штормовое предупреждение. Крупнейший банк Австрии Кредитаншталь оказался не в состоянии оплачивать иностранные долги. Он прекратил платежи за рубеж и перешел под опекунство своих иностранных кредиторов. Это был тяжелый удар по системе международных кредитов, и стало ясно, что Германия не избежит подобного влияния. Иностранные кредиторы начали требовать назад кредиты, которые прежде предоставили Германии.