Глаза войны

В последний раз, когда я отправлялся в отпуск по ранению, в сорок первом, я даже в тылу чувствовал себя героем, на меня смотрели с уважением, а когда выдавали довольствие в дорогу, то мой армейский рюкзак был забит шоколадом. Сейчас же мы были не героями, а дополнительной головной болью для тыловых интендантов, которым нужно было ломать голову, как от нас избавиться и на какой поезд нас посадить.

Тогда я чувствовал себя героем пострадавшим за Рейх, а сейчас за Рейх страдали все. Мы были просто одними из многих, просто часть серой массы, бесконечного потока среди калек, командировочных армейских снабженцев и бедолаг, которые пытаются попасть в свою часть. Пока мы мерзли и мокли под косым дождем на перроне, жандармы успели 3 раза проверить у нас документы и предписание, разговаривали вызывающе, задавали провокационные вопросы.

Участившиеся случаи дезертирства, подделка командировочных, больничных и отпускных документов, развязали руки этим упитанным ослам, которые нацепив бляху на грудь решили, что им можно всё. Я с удовольствием взял бы себе в отделение парочку на перевоспитание, уверен, что завывание мин и пара штурмовых атак сбили бы спесь с этих свиней.

Наш с Францем состав, точнее тот в который нас смогли наконец то засунуть, пришёл только ночью. О дороге сказать нечего, только то, что её хотелось, как можно скорее забыть. Холод и сырость, грязный вагон и пятьдесят раненных, которые не могут спать от боли, лишь периодически забываются, но сном это не назвать, у многих жар и бред. Крики, плачь.

Францу было проще, он недавно выписался из госпиталя, где насмотрелся похожих картин, конечно не настолько плохих, но всё же. Запах сыра – начинающейся гангрены и запах экскрементов от тех, кто сходил под себя, вызывали у меня постоянные приступы тошноты и не давали мне нормально уснуть.

Если сейчас так заботятся о раненных то, что говорить о живых? Довольствие, которое было получено нами в дорогу, закончилось к середине второго дня пути, к холоду, добавилось урчание в животе. Страх потерять место в вагоне и отстать от поезда не давал нам отходить далеко на коротких остановках и искать где можно купить или раздобыть что-нибудь съестное.