Глаза войны

Добираться до Франкфурта было далеко, я разрывался между желанием поехать туда, увидеть родителей и сестру, возможно последний раз и желанием никуда не ехать, понимая, что встреча будет грустной. Родители будут рады тому, что я жив, но мой внешний вид, круги под глазами и сами глаза, расстроят их ещё больше, им даже не нужно устраивать мне расспросы о фронте, одного взгляда на меня и Франца хватит, чтобы всё понять. Я не хотел их расстраивать, добавлять к потери домашнего очага ещё одни переживания.

Мы с Францем решили действовать по его старому плану: пропить всё до последней марки, обойти бордели и как следует отоспаться. Когда мы прибыли в городскую комендатуру Вермахта для того, чтобы сделать отметку в отпускных бумагах, а заодно получить положенное нам довольствие, то старый добродушный ефрейтор, которого наверняка вытащили из глубокого запаса, предложил нам ночевать в армейских казармах, которые сейчас почти пустуют.

Мы отказались. Имея продукты, мы имели больше чем деньги, на продукты можно было сейчас выменять всё что угодно, а снять комнату в одном из уцелевших домов на окраине где не так сильно бомбили, вообще не составляло никакого труда.

За два дня мы воочию увидели реалии мирной Германии, в которой воздушную тревогу объявляют чаще, чем по радио передают речи из Рейхстага. Германия в которой еду выдают по продуктовым карточкам, Германия в которой уже как год люди забыли, что такое театр, цирк и любые массовые мероприятия, которые при очередном налёте грозят превратится в общую могилу. Самым популярным место стал уцелевший церковный костел, куда люди приходили замаливать грехи и молиться о том, чтобы эта война скорее закончилась, хотя официально власть одобряла только молитвы о победе немецкого оружия. Оружия, которое скоро будет некому держать.

Мы пили все два дня, желания говорить не было, мы пили и ругались, ругались и пили, а когда устали сквернословить, то пили молча.

Появление фронтовиков на городских улицах не вызывало восхищения как раньше, а скорее отвращение, молчаливое порицание, нам прожигали спину взглядом, я словно чувствовал жжение на своей спине, так сильно, что хотелось сорвать свою форму. Жители смотрели на нас так, словно мы принесли с собой войну. Хотя дыхание войны ощущалось здесь везде и без нас, вокруг был запах тола и гари.