Глазами альбатроса

Принято считать, что, если животные не могут свободно скрещиваться между собой, они относятся к разным биологическим видам. Такое определение вполне применимо в большинстве случаев. Но поскольку эволюция – процесс поступательный, те разновидности, которые мы застали в промежуточной стадии, уже нельзя отнести к прежнему виду, но и самостоятельным их считать пока рано. В Новой Зеландии, например, смешанная пара южного и северного королевских альбатросов за последние несколько лет произвела на свет четырех отпрысков, способных давать потомство. Столь лаконичное определение вида смазано и размыто трактует подобные пограничные периоды. В природе не существует точного момента образования вида, только накапливающиеся изменения – степень родства, степень разделения. Дарвин ухватил суть эволюции, наблюдая различия в целом очень похожих птиц, обитающих на соседних островах Галапагосов, – притом что предок у них, похоже, был общий, отличающиеся условия окружающей среды скорректировали характеристики разделенных видов. Далее он пришел к выводу, что тот же самый процесс селекции, который веками применяли фермеры, по существу действовал и в самой природе; большинство животных умирало в молодом возрасте, а те особи, кому удавалось выжить в существующих условиях, оставляли более приспособленное к такой жизни потомство, наследовавшее выигрышные характеристики. Поразмыслив над этим, он в конечном итоге заключил, что птицы могут достаточно сильно аккумулировать изменения, отчего смежные популяции в какой-то момент перестают считаться всего лишь разновидностями и становятся самостоятельными видами. Поскольку одни из галапагосских вьюрков (Geospiza, Camarhynchus и др.) отличались от сородичей незначительно, в то время как другие демонстрировали выраженные отличия, перед Дарвином предстал весь процесс целиком на разных стадиях прогресса. Пожалуй, это стало самым важным озарением, когда-либо дарованным человеку.

Классификация альбатросов вызывает столько сомнений потому, что эти птицы и есть те самые вьюрки Дарвина, только бóльших масштабов. Они прошли тот же путь перемен, что и вьюрки, с той лишь разницей, что их острова разделяют сотни, а иногда и тысячи километров. Несмотря на то что они преодолевают удивительные расстояния и часто пересекаются в море, они почти всегда прилетают выводить птенцов туда, где вылупились сами. Исследователи обнаружили, например, что более 90 % сероголовых альбатросов строят гнездо в радиусе 250 метров от того места, в котором сами когда-то появились на свет. На атолле Мидуэй их собратья обычно высиживают яйцо в 22 метрах от родительского гнезда. Все это превращает гнездовья альбатросов в обиталище одной большой семьи, где в течение многих лет родители, их дети и внуки выводят потомство вблизи друг от друга. Но с точки зрения эволюции постоянное стремление птиц размножаться в местах их рождения обеспечивает популяции ту же изоляцию, что и у знаменитых вьюрков Дарвина, – и этого достаточно, чтобы на каждом острове развился отдельный вид. Обособленное выведение потомства на самых изолированных островах Земли непрерывно формирует альбатросов в процессе неспешных, но явных изменений.

* * *

Проносящийся по спальне ветерок – первый признак того, что это утро будет другим. После стольких дней мертвого штиля приток свежего воздуха придал энергии уставшим от жары птицам. По их растущему оживлению видно, как они рады.

Патти совершает утренний обход гнезд, отыскивая глазами альбатросов с передатчиками и проверяя, не вернулись ли их партнеры, чтобы взять на себя обязанности по высиживанию. Мы ходим среди птиц в гнездах, как виноградари по винограднику. Все альбатросы, находящиеся в районе нашего исследования, нам знакомы: и Амелия, и остальные. Никого нового не появилось. Но одна из птиц, вероятно под действием только что отступившей жары, оставила гнездо раньше срока. Покинутое ею яйцо уже успело остыть.

Патти, которая ушла далеко вперед, вдруг окликает нас и машет руками.

Неужели одна из птиц с передатчиком улетела? Нет. Но когда мы подходим ближе, Патти показывает на черноногого альбатроса, около которого лежит скорлупа с зияющей на одном конце дырой и сидит покрытый пухом птенец. Карен с готовностью присоединяется к нам и тут же вызывается охранять птенца, пока мы устанавливаем на его родителя передатчик.

– Боже, какой же он милый! – Она не в силах сдержать чувств.

Он неуверенно держит головку. Загибающийся книзу клювик непропорционально велик. В неоперившихся крылышках ничто не говорит о той мощи, которую они обретут позже. Темный пух со светло-серыми кончиками настолько густой, длинный и спутанный, что птенец странным образом напоминает большую пушистую сосновую шишку. Весит он около 200 граммов.

– Полюбуйтесь-ка на его толстенькие ножки!