Глазами альбатроса

Скопление водорослей или плавающего мусора – отличное место, где попадаются предметы, на которые налипла восхитительно вкусная икра. Такие скопления образуются на рубеже соприкосновения огромных водных масс, отличающихся по температуре, химическому составу, биологической продуктивности (отсюда цвет) и скорости потока. Эта живительная граница буквально притягивает к себе всех, кто летает над океаном, живет на его поверхности или в глубине, потому что, с одной стороны, при снижении плотности воды в нее поступают свежие питательные вещества, а с другой – при встрече движение потоков замедляется, отчего здесь скапливаются микроорганизмы, которые составляют основу всей пищевой цепи. Если не считать того, что местоположение этих областей все время меняется под действием ветра и течения, они отдаленно напоминают пограничные приморские города с их суматохой. Пробежавший над такой фронтальной зоной ветерок доносит до Амелии запах, который сообщает ей, что где-то впереди ее ждет еда.

Синий океан, где нам с вами ничего не стоит заблудиться, для нее легко узнаваемая территория, привычная мозаика запахов и знаков. Мы знаем, что еду покупают в продуктовом магазине, поезда ходят по железной дороге, дети играют на школьном дворе, а автобусы останавливаются на остановках, а ей так же хорошо знакомы обширные и постоянно меняющиеся области океана и их возможности. Она чувствует, где не стоит задерживаться, а где терпение может быть вознаграждено.

Она продолжает путь.

Слева от Амелии в безмятежном покое гаснет солнце. Ее ровный полет не прекращается даже глубокой ночью. Считается, что в эти часы у нее попеременно засыпает то одно, то другое полушарие мозга. (Как-то раз в водах Антарктики после того, как судно совершило резкий поворот на 90°, на его палубу свалился странствующий альбатрос, который до этого много часов подряд летел за ним вслед. По всей видимости, птица глубоко заснула.) Ближе к полуночи в 180 километрах к северо-западу от своего гнезда Амелия резко меняет направление, разворачивается против ветра, выравнивает курс и летит на восток. От берегов Френч-Фригат-Шолс она скользила на попутном юго-восточном ветре, теперь же поворачивается к нему правой стороной, примерно под углом 60°, чтобы использовать для эффективного полета перекрестный поток воздуха и одновременно с этим исследовать запахи, наносимые встречным ветром. Судя по тому, что она движется, не отклоняясь от прямой, ей так и не удается ничего найти. Она следует дальше.

Утром Амелия в 150 километрах к северу от острова Терн. Суши вокруг нее нет и в помине. Но здесь, в этом месте, которое ничем не отличается от окружающих его морских просторов, чутье велит ей сбавить скорость. Амелия улавливает слабые струйки землистого запаха, отчасти напоминающего аромат едва сорванных мясистых листьев суккулентов. Если бы ей вдруг довелось понюхать нарезанный огурец, то он напомнил бы ей этот запах.

На глубине 220 морских саженей (около 400 метров) скрывается вершина гигантской подводной горы, склоны которой уходят вглубь еще на 2600 саженей (4700 метров), пока не достигают самого дна (морская сажень равна 1,8 метра, или длине разведенных в стороны рук человека). Амелия не знает, что по этим склонам подводное течение несется к поверхности и, когда всплывающая из глубоководной тьмы вода встречается с солнечными лучами, сохранившиеся в ней питательные вещества становятся пищей для одноклеточных водорослей, которым эти вещества необходимы наравне со светом. Не знает она и того, что эти простейшие растения – фитопланктон – издают тот самый землистый запах. Ей неведомо, что крошечные животные, которые называются зоопланктоном, питаются одноклеточными водорослями, а потом сами становятся пищей для мелкой рыбы, которой, в свою очередь, кормится кальмар. Она не имеет обо всем этом понятия, но ей это и не нужно. Зато ей прекрасно известно, что запах означает добычу.

Амелия подлетает к источнику запаха с подветренной стороны, и в воздухе вновь чувствуется одна только соль. Она поворачивает назад, и запах возвращается. Она кружит в том районе, где учуяла его. И вдруг улавливает в легком дуновении что-то еще. Едва заметное. Запах жира. Не ворвань, не то пиршество, которое обещает туша кита. Этот слабый аромат исходит от морской пены, в которой содержится взбитый жир мельчайших диатомовых водорослей, чьи микроскопические тела были раздавлены бурными водами. Пена сбилась в едва различимую линию – тонкий, полупрозрачный шлейф, образовавшийся на поверхности в том месте, где выталкиваемое вверх по склону течение создает небольшие водовороты.

Летающие на расстоянии друг от друга группы крачек и несколько альбатросов подтверждают своим присутствием, что здесь стоит как следует осмотреться. Но их рассредоточенность в воздухе словно бы сообщает: «Жаль, что вчера тебя здесь не было». Амелия изучает залитые солнцем воды, под которыми скрыты подводные склоны. Она тратит на это целый день.