Глиняные буквы, плывущие яблоки

Правда, зелени в «зеленом и благоустроенном» становилось всё меньше, а деревья с обрубленными ветвями выглядели так, что даже птицы от них шарахались. Зато два лучших друга, потягивая коньяк, делали устное изложение «Как я провел лето» (Майорка, Биарриц, Анталия…). «А хорошо бы часть древесины пустить на учебники для школ, – предлагал бывший рабочий, поигрывая платиновым гаечным ключом, усыпанным изумрудами. – Мы всё-таки должны производить себе подобных», – добавил он, вспомнив картинку в учебнике, с которой когда-то всё начиналось… «Бу киши – ишчи!» – громко сказал он и ударил себя в грудь. Рюмка с коньяком опрокинулась, пятно расплылось по скатерти.

Сидевший напротив «бу киши – хизматчи» тонко улыбнулся.

Смысл этой улыбки стал ясен через неделю, когда бывшего рабочего вызвали в первый раз в прокуратуру. А чуть позже мебельная фабрика перешла во владение к его прежнему партнеру по бизнесу. После чего человек с гаечным ключом исчез.

Впрочем, это исчезновение не было полным. На пожелтевшей странице школьного учебника он всё так же гордо сжимает орудие производства, пока его сосед по картинке, располневший, с серебристым мобильником, повторяет спряжение глагола «брать» в прошедшем, настоящем и будущем временах.

Что я скажу Гуле? «Бу киши – хизматчи»?

Ничего не скажу. Не видимся уже месяц. Да, сегодня ровно месяц. Круглая дата, можно праздновать.

Швыряю учебник на пол.

Из него вылетает облачко пыли.

Я быстро нагибаюсь к учебнику и глубоко вдыхаю эту пыль в себя.

Несколько таких ингаляций, и я усвою весь учебник. Жизнь станет радостной, и я буду разговаривать со смуглым Ильичом на родном для него хорезмском диалекте.

Я снова на Бродвее, снабжаю население песнями.

Нет, правда, весна. Торговка сувенирами в соседнем ларьке ударилась в беременность. Как она умещается там со своим животом и грудой глиняных старичков на осликах? Старички блестят на солнце, но расходятся медленно. Некому покупать. Туристов не навезли, они пока греются у своих каминов в Европе, потягивая из кружек пенистую мочу ангелов.

Утро. Сувенирщица медленно красит губы в цвет пожарной машины. «Бабайчики, бабайчики есть», – говорит она и смотрит на меня.

Чуть дальше, за стеклом, закружились куры-гриль.

Гуля возникает неожиданно, с детской каталкой. В каталке трясется круглый ребенок и дергает пуговицу на курточке.

«Привет, – говорит Гуля и плюхается в песенное кресло. – Вот, пришла попеть. Почем за песню?»

«Откуда у тебя ребенок?» – я гляжу на каталку.

«Ребенок? Какой? А, этот… Нравится? Племянник. Гуляем. Рустам, скажи здрасте».

Рустам вертит пуговицу.

«Я звонил тебе», – говорю я.

«Слушай, я пришла попеть… Поставь что-нибудь».

«Что?»

«Не знаю. Выбери сам».

«Ты это серьезно?»

«Что?»

«Ну вот это всё».

«Да. И скажи, сколько будет стоить».

«Бесплатно».

«Почему?»

«Потому».

«За то, что была честной давалкой, да?»

Соседние лавки оживленно подслушивают. Продавщица бабайчиков выползает из своей норки и, маневрируя животом, проходит мимо, как бы по делам.

Я называю сумму. Гуля достает кошелек, утыканный пионерскими звездами.

«Я пошутил. Я не возьму».

Отсчитав, Гуля кладет купюры на колонку.

«Сейчас улетят», – говорю.

«Твои проблемы… Ну что, выбрал?»

«Что?»

«Песню. Песню выбрал?»

«Да пошла ты!»

Сувенирщица следует в обратном направлении, поглядывая на Гулю и бормоча: «У меня, кажется, схватки… Схватки…»

Гуля поет, как все: вцепившись в микрофон, фальшивя и путая слова. Деньги, которые она положила на колонку, действительно сдуло ветром. Их подобрал какой-то подросток и протянул мне, ожидая, что я от них откажусь.

Мы шли мимо выставленных на продажу картин. На картинах всё, как обычно. Мечети с аистами и горные пейзажи, срисованные с фотообоев.

Остановились.

«Мне нужно срочно восстановить девственность, – тихо говорит Гуля. – Я выхожу замуж, а там семья… В общем, придумай, как снова сделать меня девушкой».

Мальчик в каталке протягивал мне оторванную пуговицу.

Я кладу ее в карман и говорю «спасибо».

Когда я вернулся на свой музыкальный пост, там уже курил Алиш.

«Где гуляешь? Клиента теряем».

Мы поздоровались.

Ладони у Алиша скользкие, будто только что чистил рыбу.

«Алиш, а когда ты будешь жениться, тебе нужна будет только девственница?» – спросил я.

«В смысле – целка?»

«Ага».

Алиш задумался. Слышно, как трутся друг о друга его извилины.

«С одной стороны…» – начал Алиш.

«Понятно, – перебил я. – Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых».

Единственная цитата из Маркса, которую я помнил.

Алиш посмотрел на меня и прогнал домой.

Кажется, я был уволен.

Надо было думать, где раздобыть деньги на возвращение невинности.

Почему-то захотелось купить бабайчика. Но лавочка закрыта, записка: «Ушла рожать».

Вечером я сидел на кухне и слушал, как из крана капает вода. Вода капала так, как будто у нее тоже были какие-то проблемы. Хотя какие проблемы у воды? Теки себе, и всё. Поддерживай жизнь на Земле.

Родители, как всегда, были в спальне.

За время моего отсутствия в квартире завелись два эротических журнала с мятыми страницами.