– А потом у мужа кто-то из родственников в Намангане женился… Муж говорит: «Мы все уезжаем, а ты что?» Я говорю: «Плохо чувствую, у родителей останусь». Не хотела ехать. Муж глаза опустил, ходит, вещи бросает. Подходит: «Мы там долго не будем, туда-обратно». Поехали, и родила. В дороге, еле в роддом успели, никакого люкса, совсем никакого. И еще комиссия, всё из-за этой комиссии…
После родов он снова несколько раз призывал ее надеть хиджаб, даже поднимал руку, мог не приходить домой три-четыре дня. Она с грудным ребенком не могла выйти, чтобы поискать его. Два раза ходила в интернет-кафе, третий раз хотела, но не пошла.
Дочку он любил, но если бы она была сыном, он бы любил ее по-настоящему, как сына. Постоянно говорил, что у его друзей жены в хиджабах, друзья имеют по две-три жены, а если не наденешь хиджаб, еще раз женюсь, потом не обижайся.
Друзей его Принцесса не видела и жен не видела, ничего не видела. Только дочку видела, ее назвали Хабиба, в честь его родственников.
Свекрови всё рассказывала, свекровь ее жалела. Когда они говорили о ее сыне, у свекрови из одного глаза, левого, текли слезы. Говорила, что с детства во время плача только один глаз работает, другой сухой от болезни. «Пойми, у Тахиржона работа тяжелая. Целый день – техника, клиенты…» Принцесса понимала. Только на переносице морщины появились и вокруг рта немного. А так всё понимала.
Когда Хабиба переставала кричать и засыпала, Принцесса садилась думать о муже. Потом о том, из восьмого «Б», ради которого целовала бумагу, где он теперь…
Только засыпала, начинала свой концерт Хабиба.
Муж стал требовать сына. «Сын…» – и улыбается своей улыбкой.
«Подождите немного, – отодвигалась она в постели, – у меня там еще всё болит!»
Теперь он часто оставался дома, переписывал диски. Читал разные книги, свекровь переживала из-за этого.
У Хабибы прорезались зубки. Принцесса сказала об этом мужу, он улыбнулся.
Ночью торопил ее с сыном:
«Зачем откладывать, а?»
И делал свое дело. Она кричала от внутренней боли. А он думал, так полагается.
Через месяц спросил: «Ну что?»
Она призналась, что ничего. Он проявил терпение, подождал еще месяц.
«Ну что? Что-то внутри чувствуешь?»
Хабиба научилась говорить «мама», «папа» и кланяться.
До постели Принцесса доползала как труп. Тахир будил, напоминал. Больно уже там не было, только как будто там всё из дерева. И спать во время этого хотелось, один раз не сдержалась, зевнула во весь рот.
У Тахира день рожденья, мужчины плов готовили. Она ходила с мисками, помогала им.
В казане качалось масло. В масле отражались небо, ветви, ранняя весна. На яблоне висела туша барана. Издали туша была похожа на огромный распустившийся цветок.
Казан зашумел – в масло бросили курдючный жир.
Принцессе стало больно, она отошла от окна.
Кровавое тело барана висело перед глазами. Опыляемое насекомыми, как цветок. «Лук несите!» – крикнули со двора. Она побежала относить лук.
От лука заплакали глаза, и двор поплыл. В казане пузырились кусочки бараньего мяса. Скоро они покроются румяной корочкой. Снова зашумело – мужчины бросили туда лук.
На крыльце стоял муж в белой рубашке и курил. Под ним сидела Хабиба, играя с обувью.
В казан бросили морковь и залили водой. Шум прекратился, забулькало. Мужчины заговорили о своих делах, о своем бизнесе. Надо уйти. Проходя мимо мужа, улыбнулась. Подняла Хабибу с калошей в руке, занесла в дом. Свекровь навстречу руки протягивает: «Хабибочка! Хабибочка!» Отдала ей. Зашла в комнату – и на кровать. Лежит, думает. Вспомнила: «Что-то внутри чувствуешь?»
Через день ее повезли к гинекологу.
Та за голову схватилась: «Куда вы смотрели?!»
Оказалось, в том самом роддоме ее стерилизовали сразу после родов. Комиссия приехала, отчитаться нужно было срочно по сокращению рождаемости, у них план. Обычно только после вторых родов это делали, и то не всем, а отдельным. А тут – комиссия, и надо отчитываться. Решили сделать исключение, кто рожал, всех на стерилизацию. Отчитаться надо было, а по-другому не получалось. Кто рожал, конечно, не виноваты, что так совпало. И врачи не виноваты, перед комиссией отчитаться надо, а то неприятности, зарплаты лишить могут.
«Суки! – кричал муж ночью по-русски. – Су…»
В темноте плакала Хабиба. Принцесса поднялась, пошла кормить.
Но молока в ту ночь почти не было.
– Выплакала из глаз всё молоко, – говорит, глядя в костер.
Муж окончательно ушел в свою оболочку. Переписывал призывы на молитву, читал книги. Ждал, когда выйдет из тюрьмы двоюродный брат, чтобы глубже узнать от него про религию.
Свекровь, заметив в сыне такие изменения, испугалась. Стала в Москву свекру звонить, он там давно был на заработках. Дверь закрыла, чтобы никто их разговор не слышал. Принцесса не стала подслушивать, просто зашла с Хабибой, будто случайно. Но свекровь ее взглядом прогнала, а заходить снова было уже неудобно.
И она забыла об этом разговоре. Вспомнила через полтора месяца. Когда свекровь сказала: «Твой муж едет на заработки в Москву».
«А я? А Хабиба?»