Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 1

В рыночной системе сама жизнь, каждодневный опыт хозяйствования (но не практика исторического творчества) доказывают, что превратные формы - это истина, а скрываемое ими содержание - фикция. К числу таких превратных форм, иллюзий, порождаемых практикой (когда, по образному выражению Маркса, кажется то, что есть на самом деле), относится вся совокупность экономических проявлений буржуазного мира. Товар кажется всего лишь полезной вещью, цена рабочей силы - платой за труд и т.п. Такой мир создает иллюзию того, что экономика - это «взаимодействие» между товарами, деньгами, капиталами, что именно они, а не человек - хозяева и создатели богатства. И самое главное в том, что эта иллюзия реальна. В мире отчуждения отношения между людьми построены так, что производимые ими вещи и создаваемые ими артефакты

- деньги, капиталы, государство - господствуют над человеком, подчиняют себе его интересы и поведение. Собственно, в этом и состоит суть явления, названного К. Марксом товарным (и денежным) фетишизмом.

Поэтому превратные формы порождают и мнимое содержание, создают иллюзию того, что за ними стоит не истинное содержание процессов (оно-то как раз скрыто), а нечто иное, и истинность этого нечто подтверждается каждодневным опытом.

Подобные предварительные рассуждения помогают понять суть предлагаемой гипотезы о взаимосвязи классической политической экономии (высшим достижением которой мы считаем ее марксистскую версию) и economics: содержащееся в economics описание механизмов функционирования рынка есть адекватное и истинное (в рамках соответствующей, относительно узкой «области допустимых значений») отражение действительно существующих превратных форм зрелой буржуазной экономики. И поскольку всякие превратные формы объективно «наводят морок», создают иллюзию наличия в их основании иного, чем действительное, содержания, постольку economics базируется на теоретически вполне адекватном отображении этого мнимого содержания (теории предельной полезности и производительности и т.п.). Эти теории достаточно точно и истинно отображают это [мнимое] содержание, не замечая «всего лишь» маленького «нюанса», а именно того, что достоверно описываемые ими содержательные феномены не более чем морок.

Такое описание и лежащие в его основе исследования вполне проходят проверку на фальсификацию, ибо они, намеренно повторим, адекватно отражают реальность - [превратные] формы функционирования рынка. Более того, они необходимы для жизни и деятельности в этом мире и по его правилам. Подобно тому как в средневековом мире было практически полезно и целесообразно (с точки зрения здравого смысла) не только теоретически доказывать, но и практически исходить из того, что Земля - плоская, а сословная иерархия и крепостничество - вечны и незыблемы, ибо это божественное установление, так и в буржуазном мире полезно (с точки зрения здравого смысла) следовать правилам economics.

(Здесь, правда, нужна оговорка: в эпоху «заката» той или иной системы отчуждения - например, в эпоху смены Средневековья Ренессансом -для практики, заглядывающей в будущее, требуется проникновение за «занавес» превратных форм, иначе ученому никогда не стать Николаем Коперником, Галилео Галилеем или Джордано Бруно.)

Описание превратных форм как таковых создает объективную видимость того, что за ними скрывается и адекватное им (как бы «оправдывающее» их) содержание. Так, для описываемых в микроэкономике механизмов поведения фирмы и потребителя, взаимодействия агентов на рынках факторов производства адекватны теории предельной полезности, предельной производительности, факторов производства и др. Адекватны именно потому, что они описывают поведение экономических агентов, находящихся в условиях объективно формирующегося товарного и денежного фетишизма.

Если принять данную посылку (economics есть адекватное, хотя и неполное отображение превратных форм буржуазной экономики), то можно сделать вывод, что лежащие в основе economics политико-экономические разработки выражают мнимое (но не случайное, а объективно порождаемое миром отчуждения и соответствующее интересам и жизнедеятельности господствующих сил данного общества) содержание этой экономики.

Читатель легко разгадает дальнейшую логику авторов. При таком подходе действительным (но не адекватным здравому смыслу) содержанием капиталистического базиса будет система отношений, описываемых марксистской политической экономией и тесно сопряженными с ней школами. В последней есть немало «выходов» на economics и лежащие в его основе теории.