Гнев королей

Однако присутствия кого-либо еще он не ощущал. Вероятно, за ним решили следить, пока у них не появится возможность позвать помощь.

Всадников было двое, и они вели себя крайне осторожно, предпочитая не рисковать. Наверняка они подозревали, что он намного опаснее, чем могло бы показаться.

Он продолжал шагать, держа в руке пращу на случай, если удастся подбить зайца или птицу. Если эти двое ничего не попытаются предпринять раньше, он нанесет им визит, когда стемнеет.

Сейчас ему очень бы пригодилась хорошая пустынная лошадка.

Вспорхнула куропатка. Он не успел выпустить камень вовремя, и тот пролетел мимо. Достав еще один, он пошел дальше. До его родины оставалось всего несколько дней пути, и следовало решить, куда направиться в первую очередь.

Он намеревался появиться в облике бродяги и пойти туда, где собирались люди без корней. Там он мог выяснить все, что ему следовало знать, чтобы выжить в нынешнем королевстве.

Местность становилась все засушливее, трава короче и грязнее, и вскоре обнажились клочки серовато-коричневой почвы – море травы уступало место умеренной пустыне. Невдалеке, хотя все еще невидимые, лежали горы, закрывавшие собой сердце Хаммад-аль-Накира.

Всадникам вскоре предстояло принять решение. Завтра он доберется до мест, где им вряд ли будут рады – хотя, возможно, их даже не заметят. Он задумался, как бы сам поступил на их месте – скорее всего, атаковал бы посреди ночи.

Как только стемнело, он отправился на их поиски. Луны на небе не было, и вокруг, казалось, множились ловушки. И тем не менее он нашел лагерь всадников, прежде чем те успели его покинуть, – и вновь осознал, что такое милосердие.

Это были мальчишки, скорее всего братья, старшему – не больше пятнадцати. Оба пытались набраться смелости – каждому на самом деле не хотелось ничего делать, но точно так же не хотелось, чтобы другой счел его трусом.

Гарун плохо понимал их диалект, но все же сообразил, что ими в первую очередь движет желание порадовать отца, местного вождя, желавшего, чтобы они вернулись с доказательством совершенного ими отважного поступка.

Народ, к которому принадлежал сам Гарун, в основном вел кочевой образ жизни. И традиции его были похожими.

В конце концов мальчишки решились. Им вовсе не требовалось глупо рисковать – в ответ на расспросы стариков они могли честно сказать, что изо всех сил пытались показать, на что способны. Ограбление как таковое их не интересовало – им хотелось обозначить сам факт, что они стали мужчинами.

Не следовал ли за ними опытный воин? Вряд ли. На равнине подобный ангел-хранитель не мог остаться незамеченным. К тому же вся суть обряда перехода состояла в том, что кандидаты должны были действовать самостоятельно.

Дав им десять минут, он явился в их лагерь. Юноши оказались не особо привередливы. Положив каждому в карман кожаной куртки по золотой монете, он взял под уздцы их лошадей, успокоив тех единственным заклинанием. После чего повел добычу по тропе, игравшей роль дороги к пустынному королевству.

Злодей, лишившийся этих монет, вряд ли возражал бы против того, что деньги перешли к юношам, нуждавшимся хоть в чем-то хорошем.

Гарун пожалел, что не может превратиться в муху и полететь следом за мальчишками, которые, пусть и без лошадей, вернулись к своему народу, неся с собой золото, которого хватило бы, чтобы купить целое стадо…

Вартлоккур обуздал свою темную натуру, чтобы провести вечер с четырьмя странными детьми, составлявшими его импровизированную семью. Лишь Смирена была его собственной дочерью. Этриан – внуком.

Даже ему казалось странным, что его внук намного старше его дочери. Но этот мир вообще был не вполне нормальным, и сам он лишь добавил к нему несколько новых странностей.

В глазах Этриана, худого смуглого юноши, застыло безумие, избавлявшее его от воспоминаний о том, как он был Избавителем, чудовищем, которым управляло зло, считавшее себя богом. С помощью армий мертвецов Избавитель покарал тех, кто, по его мнению, причинил ему страдания, но силы зла ввели юношу в заблуждение.

Бегство стоило Этриану любви и душевного здоровья, и он еще не заплатил сполна эту цену. Иногда он просто лежал, свернувшись в клубок, иногда сидел и раскачивался, уставившись отсутствующим взглядом в некую точку за многие века и мили отсюда. Разум его хранил тысячелетия чужих воспоминаний, и он никогда точно не знал, что было тогда, а что сейчас.

Чародей делал все возможное, чтобы поддерживать юношу в стабильном состоянии. Он не верил, что тот когда-либо выздоровеет, но не жалел сил ради Непанты, которая отвергала любой намек на то, что Этриана уже не спасти.

Смирена походила на маленького пугливого звереныша. Мгновение назад она вела себя совершенно нормально, а в следующее ею овладевало нечто странное. Она никогда не плакала и выглядела слишком настороженной и внимательной для своего возраста. Ей нравилась компания Нерожденного, что казалось Вартлоккуру чудовищно неестественным. Радеахар был лишь орудием, и друзей ему не полагалось.

Вартлоккур убеждал себя, что с возрастом это у нее пройдет.