Гнев королей

Отпрыски Мглы вели себя как самые обычные дети. Отцом их стал брат Непанты, Вальтер, еще в те времена, когда Мгла даже не надеялась, что снова будет императрицей. Их экзотическая красота, унаследованная от обоих родителей, в чем-то даже слегка пугала. Девочка была старше, но мальчик рос быстрее, и сейчас они напоминали близнецов. Они прилагали все усилия, чтобы сохранять эту видимость, хотя в том не было никакой нужды. Вопрос о выживании здесь не стоял.

Дети знали о своем происхождении – Вартлоккур иногда показывал им мать, считая это предосторожностью, а не проявлением доброты. Он хотел дать понять, что им может грозить опасность лишь потому, что они дети этой женщины, пусть даже и живут далеко от Империи Ужаса.

При этом он им лгал, заявляя, что мать оставила их с тетей ради безопасности. Якобы Мглу втянули в политику Империи Ужаса помимо ее воли и она боялась подвергать детей риску.

Насколько он помнил сам, Мгла оставила их в качестве заложников, которых не особо боялась потерять.

Он стал глубоким циником. Ему редко доводилось оказываться в ситуации, которая внушала бы ему больший оптимизм.

Вошла Непанта. Радостно улыбаясь, она сразу же направилась к Этриану и принялась гладить его по голове, что-то весело говоря. Вартлоккур и Смирена смотрели на них с легкой ревностью.

Беглец вступил в пределы своей родины, но это не дало ему повода расслабиться. Даже здесь он оставался чужаком, а народ Хаммад-аль-Накира, независимо от политических или религиозных убеждений, не доверял чужим.

Он двигался не спеша, избегая племенных стойбищ, пока не добрался до оазиса под названием аль-Хабор. В этих местах многое изменилось с тех пор, как он бывал здесь мальчишкой, – появились новые здания и выросли новые сады, но затем на город обрушилась катастрофа, и бо́льшая его часть разрушилась. Сейчас он умирал.

Вновь подтвердилось, что некоторых нисколько не волнуют проблемы, мучившие их народ в течение двух поколений. Аль-Хабор стал прибежищем для тех, у кого не осталось корней. Забытый всеми Король без Трона мог начать собирать здесь оборванные нити своей жизни.

Когда зашло солнце, Гаруна там еще не было, а когда оно взошло, он уже сидел и храпел, прислонившись к глинобитной стене, – один из полудюжины вероятных злодеев…

Ясмид, за спиной которой маячила пугающая тень Хабибуллы, разглядывала чужеземцев, которых Эльвас аль-Суки пригласил в Себиль-эль-Селиб. Высокий толстяк с коричневато-красной кожей, мудрец-свами из Матаянги, похоже, хотел оказаться как можно дальше от своей разрушенной родины. Его спутник из низшей касты, более смуглый и выглядевший не столь здоровым, нервно переводил.

– Свами Фогедатвицу – специалист по избавлению от зависимостей, – повторил Эльвас и тут же увял под неодобрительным взглядом Ясмид.

Она с трудом сдерживала злость. Каков наглец! Но она не могла прогнать его на глазах у Хабибуллы после чуда, которое тот совершил на соленом озере.

Успех аль-Суки раздражал Ясмид. В истории веры хватало военных гениев, ставших помехой после того, как они завоевали свою репутацию. Все началось с ее дяди Насефа, который с самого начала был с ее отцом. Насеф, или Бич Господень, помогал строить обширную и дикую религиозную империю, оставаясь безжалостным бандитом, когда этого не видел Ученик. Более того, удовлетворяя собственное тщеславие, он избавлялся от каждого, кто стоял между ним и очередью к Павлиньему трону. Ему хотелось объявить Ясмид своей невестой, чтобы объединить под своей властью роялистов и правоверных.

Но вместо этого судьба свела Ясмид и Гаруна бин Юсифа.

Правоверные никогда не испытывали недостатка в выдающихся командирах, но мало кем в большей степени двигала вера, нежели тщеславие и алчность. И Ясмид не готова была поверить, будто Эльвас бин Фарут аль-Суки в этом смысле чем-то отличается.

Она дала знак продолжать.

– Фогедатвицу может справиться даже со столь глубокой зависимостью, как у твоего отца, – сказал аль-Суки. – Умоляю тебя, разреши ему попытаться.

Ясмид захлестнули смешанные чувства – в том числе стыд. Она сомневалась, в самом ли деле хочет, чтобы отец освободился от пагубного пристрастия. Если он выздоровеет, дочь станет всего лишь украшением для его славы. В лучшем случае святой.

Ее вновь охватило чувство стыда. Да как она смеет ставить себя выше Ученика, избранного Господом?

Несмотря ни на что, в том числе ее давнюю любовь к Королю без Трона, она верила в идею отца. Он единственный, кому даны были особые отношения с Господом. Как бы она ни мечтала о том, чтобы стать наместницей и гласом Господа, направляя правоверных на истинный путь, подобных отношений с Ним у нее не было. Она была всего лишь служительницей веры, и не более того.

– Эльвас, я дам тебе возможность, о которой ты просишь. Чужеземец может попытаться спасти моего отца. Если ему это удастся, я сделаю его богачом.

– Ты не будешь разочарована, о сиятельная, – пообещал сын проститутки. – На это может потребоваться целый год, но мир вновь обретет душу. Эль-Мюрид вновь станет золотой путеводной звездой.