Гнев королей

Скальце не хотелось возвращаться в Фангдред. Он пытался возражать, но без той страсти, что свойственна избалованному ребенку. И всерьез приуныл, когда Мгла напомнила, что, раз уж ему не повезло выбрать ее себе в матери, он утратил шанс наслаждаться обычной жизнью. При любой возможности его могли похитить и использовать как рычаг против нее.

Вартлоккур согласился с ней, призывая Нерожденного.

– Я про все это знаю, но все равно ненавижу… – проговорил Скальца. – Давай вернемся домой. По крайней мере, смогу похвастаться перед Екой.

Колдуны Джебала поняли предупреждение Вартлоккура, и он столкнулся лишь с двоими. Оба раза его ответ оказывался чрезмерным, но он рассчитывал, что впоследствии проблем с ними уже не будет.

Бин Юсиф в его отсутствие ничем особым не занимался, лишь разведал обстановку в стороне Себиль-эль-Селиба. Он жарил на костре молодого зайца, пренебрегая всеми законами о правильном питании.

– Ну как? В самом деле хватило проблем, как я и предсказывал?

– Более чем. Пришлось иметь дело с парочкой чересчур вспыльчивых отшельников. Мгла просила меня сообщить кое-какие плохие новости о твоем сыне.

– Что?.. Он же погиб во время восстания.

– Нет, тогда он избежал смерти, и ему удалось ускользнуть с несколькими советниками.

Прошло несколько недель, прежде чем новости о событиях в Аль-Ремише добрались до Себиль-эль-Селиба. Военачальники Ясмид заволновались – народ мог покончить с негодяями-роялистами… Но мятежники с не меньшей страстью расправлялись и с правоверными.

Ясмид нашла в этом даже некоторую пользу – у ее людей, пытавшихся извлечь выгоду из мятежа, не оставалось времени на размышления о том, насколько изменилась она сама.

Хабибулла тоже в полной мере пользовался моментом. Он изолировал Ясмид, страдавшую от недомогания и горевавшую о сыне, в шатре ее отца, где за ней ухаживали чужеземные врачи. Когда пришло известие, что Мегелин все-таки остался жив и скрывается в пустыне, Хабибулла настоял, чтобы она осталась под опекой Фогедатвицу.

Свами не видел в ее состоянии ничего опасного. Он сочинял доклады о ее ухудшающемся здоровье, которые мог через нескольких месяцев изменить на противоположные. Хабибулла передавал сообщения от Эльваса и для Эльваса аль-Суки, которого Ясмид назначила своим заместителем, пока не выздоровеет она сама или Эль-Мюрид не вернется к роли первого среди правоверных.

Вскоре Ясмид поняла, что отец никогда больше не наденет снова мантию Ученика. Матаянгцы победили его пагубное пристрастие, но он утратил всяческую связь с реальностью, считая Ясмид ее матерью Мерьем. Он был уверен, что именно он отец ее будущего ребенка, и никакие факиры не могли избавить его от заблуждения.

В страхе, что об этом узнают другие, Фогедатвицу начал предпринимать решительные меры, чтобы не подпускать никого к Ясмид и ее отцу. Насколько же ужасен будет гнев правоверных, если они решат, будто их полубог стал отцом ребенка собственной дочери!

Это могло стать концом для нее, для него и для веры как таковой.

Ясмид снова и снова задавала себе вопрос, почему она совершила такую глупость. Почему она проявила такую слабость, стоило появиться на пороге тому человеку?

Неужели ее испытывал сам Господь? Не могло ли это быть частью божественного плана? И насколько безумен этот план?

Суть веры заключалась в подчинении воле Господа. Но как теперь понять, в чем на самом деле состояла эта воля?

Частью жизни в шатре Ученика стал постоянный ужас, вызывавший все большие сомнения религиозного порядка.

Хабибулла сообщил, что Эльвас аль-Суки и его приближенные настаивают на личной встрече, как бы плохо ни чувствовала себя Ясмид. Они пообещали, что будут кратки. Отказать им было невозможно.

Хабибулла усадил Ясмид в кресло на колесах, которым когда-то пользовался ее отец. Он привел и самого Ученика, под действием успокоительного и личным наблюдением Фогедатвицу. Свами больше не был орудием в руках Эльваса. Он понимал, что его собственная судьба зависит от того, сохранится ли в тайне беременность Ясмид, и накачал Эль-Мюрида снадобьями, так что тот лишь бессвязно бормотал насчет зла.

Встреча в итоге всех разочаровала, несмотря на мрачные предчувствия. Аль-Суки был не в духе, успев узнать неприятную правду о том, что значит быть главным. Он старался избегать бестактностей, но не скрывал раздражения. Он поинтересовался здоровьем Ясмид лишь из вежливости и только раз назвал ее «госпожой», позабыв о прежних замысловатых титулах.

– Назревает нечто необычное. Подробностей мало, но они наводят на определенные мысли. Речь идет о Разрушителе Империи. – Эльвас изложил запутанную историю, услышанную от союзников, совершавших карательные экспедиции в горы Джебала. Там видели Разрушителя Империи, который сражался с обитателями гор, путешествуя вдоль горных вершин. – Поскольку мы никак не можем помешать ему разгуливать там, где он пожелает, из того, что он воспользовался дальним путем, следует, что больше всего он хотел остаться незамеченным.