Гнев пустынной кобры

– На кудыкину гору, Свистунов! Ладно, не обижайтесь. Я вот о чем подумал. Вдруг волы по той дороге не пройдут, тогда придется вьючить лошадей, то турецкие лишними не будут. Вот смотрите, есть горная тропа в обход Трапезунда. Она смыкается вот здесь, – Вихляев провел указательным пальцем по карте, – с единственной дорогой, идущей от Амиса в Каппадокию. То есть доходим досюда и прячем обоз, дальше уже ищем партизанские отряды. Посты на этом пути есть, но не очень укрепленные и, по всей видимости, малочисленные. Мы их проходим легко. Сдаем оружие и возвращаемся. – Он промолчал о другом задании командующего.

– Да мне-то что, вашевысь?.. Как начальство скажет, так и выполню. Пластуны и без лошадей по трое суток идти могут, коли надо, безостановочно. И в снегу по суткам лежать с кинжалом в зубах. Нам-то что, вашевысь… Когда пластун стреляет, то это плохой пластун. Хороший, он, батюшка, норовить ножиком достать, чтобы по-тихому.

– Давайте собираться! – Штаб-ротмистр отложил бумаги. – Вы кофе допили?

– Вот не пойму я в ентом кофе ни бельмеса. Пьешь, тьфу, деготь, да и только. Кваску бы. Иль чая со смороды.

– С собой надо было брать! А дареному коню в зубы не смотрят!

– Шутник вы, вашевысбродь, «дареному»! Да как с собой возьмешь? А маскировка? Вдруг турок учует чужое потчево?

– Не расходитесь, Федор! Пора ехать.

– Думаешь, вашвсь, ночью пойти?

– Лучше по быстрее отсюда убраться. Мы же не знаем, через какие интервалы у них происходит сообщение. А если сейчас нагрянут?

– Так под телегами и положим!

– Под телегами-то положим, а турки тревогу поднимут. Начнется охота уже на нас. А так прошли и прошли по другому пути. Гарнизон ведь могли и после нас вырезать. Насколько я знаю, этим пластуны в основном и занимаются.

– Не обижай, Ляксей Костиныч, пластуны еще деткам книжки на ночь читають да песенки спивають. Ну, любо, командир. Поднимаю казаков!

Отряд штаб-ротмистра Вихляева двинулся дальше – вглубь неприятельских территорий. Несколько часов шли вдоль побережья. Казаки, кроме Свистунова и командира, спали в седлах, распластавшись спинами на крупах лошадей… Наша седая ворчливая мать… Море было спокойным. Настолько тихим, как бывает тихой тьма перед рассветом. Что-то тяжелое и давящее было в этом спокойствии.

– А пчелочка златая… – вдруг шепотом запел Свистунов, не выдержав дъявольской тишины.

– Отставить! – Штаб-ротмистр укоризненно покачал головой.

– Э-эх, – прикусил губу хорунжий.

Серой полосой от моря побежал рассвет, пятнами обнажая изгибы кое-где приснеженной земли. У волов заплетались от усталости ноги, они длинно выдували из легких воздух, желая привлечь к себе внимание. Лошади слабо вторили волам скорее из чувства солидарности, чем от собственного измождения. Вихляев внимательно всматривался в ландшафт, сверяя его с картой, которую держал перед собой.

– Семижильный вы, вашевысьбродь! – Свистунов легко пришпорил коня и встал рядом с командиром.

– Под березами отдохнем, Федор! Это мне так моя псковская нянька любила говорить, когда я ее жалел.

– Так и моя мати то ж говаривала.

– Кажется, здесь. – Вихляев указал рукой на узкую, измочаленную до каши дорогу, где еле просматривалась колея.

– Эк, дороженька! – Свистунов качнулся в седле. – Волам и впрямь тут делать нечего.

– Ну сколько пройдем, а там уже перевьючим на лошадей. По сорок винтовок возьмет каждая. Сами пойдем пешими.

– И то дело. Уж лучше так, чем воевать.

Волы, до скрипа в костях напрягая остатки сил, прошли около часа и встали.

Густо повалил снег. Животные утопали чуть ли не по колено. Один из волов начал заваливаться на бок. Протяжно в этой связке замычал другой, стараясь удержаться на ногах, влекомый выбившимся из сил товарищем. Нервозность кинулась на лошадей – затрясли, закачали тяжелыми от воды головами. Коротко взржал конь Лыткарина, вспугнув ворон на ели. С развесистых лап с шипением скользнули пласты мокрого снега. Снег на земле тут же фонтанами в разных местах стрельнул вверх – это кинулись прочь куропатки.

Вихляев достал револьвер и выпрыгнул из седла. Направился к павшему волу.

– Погоди, ваше высьблагородь.

– Свистунов, запомните сами и передайте другим: я не ваше высь… А просто ваше благородие. Вот когда получу генеральские погоны, тогда сколь угодно: выше высь… – Штаб-ротмистр взвел курок.

– Слухаюсь, вашбродь.

– Ну вот так-то.

– Но ты все одно погодь. Дай Гришке Лыткарину сделать. Он у нас по скотине главный. Не токмо своровать могет, но и другое чего. Да и лишнего шуму в горах тож ни к чему.

За плечом штаб-ротмистра неслышно вырос казак Лыткарин. Потянул из ножен кинжал.

– Отойди, вашбродь, – сказал казак. – Я тут сам управлюсь. А шуму лишнего и впрямь ни к чему. – Оттянул за нижнюю челюсть воловью голову и резким движением провел лезвием по горлу. Вол всхрапнул, брызнула в стороны кровь. Сильно округлились глаза, а затем, словно понимающе, посмотрели в последний раз, перед тем, как опустить веки.

– Штанцы турецкие подуделал! – Лыткарин вытер кинжал о шкуру животного.

– Може, покуда еще парное, привалимся, командир? – Плетнев сбил с фески снег.