Гнев пустынной кобры

Дойдя до крутых ущелий и поросших лесами склонов, они разбили лагерь. Через несколько дней там возник целый город из землянок, лачуг, шалашей и навесов, окруженный невысоким каменным забралом, с наблюдательными вышками, зубцами и бойницами. Впервые в глазах греков отчаяние сменилось волей и упорством. Они приготовились если не отстоять право на жизнь, то хотя бы подороже отдать ее.

* * *

Шахин слышал, как взревел двигатель самолета Ахмета Челика, но не вышел из своей палатки. Он с дрожью в сердце представлял, как гранаты разрывают тела наемников, но оставался лежать на своем месте. И даже когда самолет вновь приземлился в лагере, он не шевельнул пальцем.

– Аелла, Аелла! – повторял он, словно заведенный.

Но девушка, удалившись за ширму, не реагировала на его вязкий, осипший от переживаний голос.

– Не покидай меня в самый суровый мой час. Аллах отвернулся от меня. Судьба посмеялась. Хотя бы ты не оставляй.

Подполковник перевернулся на живот и зарылся лицом в провонявшие сигарным дымом подушки. Потом резко сел. Нервно схватил револьвер и сунул холодное дуло себе в рот… но не выстрелил. А только представил, как умирает. Как тело дергается в конвульсиях, разбрызгивая вокруг сгустки черной крови. Поморщился. Такая смерть явно противоречила его эстетическому духу. Отбросил оружие и снова повалился на подушки. Может, стилетом? Найти ложбину между ребер и вогнать одним движением. Алая струйка потечет по красивому мундиру. И пусть она заплачет над его телом. Ах, пусть заплачет. И живет потом остаток жизни, вспоминая, как он умер. Но нет. Не заплачет, паскуда. Найдет другого. Тут же найдет. Прискачет этот безродный шакал Панделис. Окунет ее в счастливую жизнь. Ну уж нет. Кала вам ослиного на сковородку, а не кончина Шахин-эфенди…

Дернулся входной полог. В шатер, шатаясь, ввалился кавус Бурхан Кучук. Мокрые рыжие усы жалко свисали, в носогубных морщинах дрожала влага, глаза выкатились двумя ржавыми шариками.

– Они всех убили! – прохрипел сержант, и ноги его едва не подломились в коленях. – Всех до одного убили. Появились сзади, как рассвирепевшие шайтаны, и начали палить в наши спины. – Он не знал, куда деть огромные кисти рук. Но увидел, что Шахин смотрит на них. И сжал в кулаки, желая показать господину, что такого слугу надо держать поближе к себе.

– Но ведь вам удалось спастись! Значит, не всех, – слабо произнес подполковник.

– Я затаился в нескольких метрах. Револьвер, как назло, заклинило. Но Аллах уберег.

– Охотно верю. Особенно про револьвер. Возьмите мой. – Шахин повел взглядом в сторону отброшенного им секунду назад оружия.

– Да. Возьму. – Сержант потянулся, но ноги окончательно подвели его. Грузно шмякнулся брюхом на пол. – Когда я родился, то в небе появилась комета. И тогда один мудрец сказал, что я буду жить долго, на радость Аллаху и тем, кого он возвысил над прочими людьми.

– На радость! – протянул подполковник.

– Нам необходимо подкрепление, Карадюмак-ага! Их теперь очень много, и они вооружены. Нашим… нашим оружием.

– Подкрепление! – снова протянул подполковник. – Подкрепление! Ну конечно, нам необходимо подкрепление. Как я сразу этого не понял! – Шахин, мучительно искавший повод, чтобы покинуть лагерь, встрепенулся и вскочил на ноги. – Я приведу сюда два батальона пехоты и столько же жандармерии. Сколько в Амисе сил, сержант?

– Три батальона пехоты и два – жандармов!

– К дэвам два. Возьму все три. В городе пусть остаются жандармы – все одно от них проку мало. Мы выжжем все пригороды по эту сторону Амиса. Они узнают, как бросать мне вызов! Они хорошо заплатят. Выходим ночью. Да, ночью. – Шахин бросил взгляд на пудовые кулаки Кучука. – Вы идете со мной. Будете моим личным телохранителем. Сколько весит ваш кулак?

– Вола на спор валил с ног.

– Отлично. Пре-евосхо-одно! Берем с собой взвод охраны. Никаких телег, никаких тяжелых обозов. Вьючим на лошадей только самое главное – золото и ценные вещи, остальное пусть пока остается тут. Так-так.

– А кто здесь? – спросил Кучук.

– Здесь останется капрал Калыч. Пусть укрепляет лагерь и ждет нас. Несколько дней он в состоянии продержаться. Передайте мой приказ капралу сержант. Так-так. Что же еще? Вы еще здесь, сержант? – К Шахину возвращались ясность рассудка и желание действовать.

Кучук взял под козырек и на укрепившихся ногах выскочил из шатра. Шахин посмотрел в сторону ширмы. Ему показалось, что ткань слегка качнулась… «Ты еще пожалеешь, что так не любила меня, как бы мне хотелось. Ты еще увидишь мою сверкающую до небес славу…»

– Аелла! Мы собираемся!

– Да, мой господин!

Ночью отряд Шахина вышел из лагеря и направился в Амис. Он забрал с собой всех лошадей и самых лучших солдат, оставив Калычу всего два десятка пехотинцев, не рассказав Челику о своих планах. Он бросил их на произвол судьбы.

Еще увез все золото и все ценные вещи, включая серебряную посуду. Окружил себя плотным строем солдат так, что мышь бы не проскочила. А еще рядом с ним была Аелла – свет, горящий в запутанном лабиринте больного, эгоистичного воображения.