Гнев пустынной кобры

– Поэтому Калыч должен умереть. Он один знает, что все подстроено. Жаль, конечно, храбрый солдат и верный, как пес. Но наша жизнь – игра!

– Зачем тебе та девочка с невольничьего рынка?

– Я хочу, чтобы она танцевала на пиру. Кто лучше тебя может сделать, чтобы она согласилась?!

– И ты хочешь подарить ее Далме?

– Не только ее, но и продырявленную в области груди старинную кольчугу. И много чего еще.

– Зачем? Я все равно не понимаю. Зачем тебе этот Далма?

– Сколько еще в городе албанцев? – Шахин прищурился.

– Много. Они все прибывают и прибывают по морю.

– Вот видишь, даже ты это заметила! Я не хочу, чтобы внутри Самсуна мы еще сражались с недовольными албанцами. Надо мириться.

– У меня все равно много вопросов, Карадюмак. И про греческих старост, и про Анфопулоса.

– Аелла. Я очень устал за сегодня. Ты потом все узнаешь. – Шахин откинулся на подушки, вытянул ноги и закрыл глаза. Он уже спал, а окурок сигары еще долго оставался зажатым между пальцами, пока Аелла не выдернула его.

А ночью полыхнул пожар. Особняк Карадюмака Шахина, охваченный воющим пламенем, озарил восточную часть Амиса. Бешено свистел ветер, раскидывая на несколько десятков метров вокруг обломанные доски, с грохотом падали бревенчатые перекрытия, выстреливала крыша осколками черепицы, в окнах метались дорогие гардины, с криками носилась по двору прислуга. Весь город прибежал посмотреть на пожар, которому доселе не было равных.

Двойной цепью выросли, откуда ни возьмись, жандармы кавуса Бурхана Кучука. Они хватали людей, били прикладами винтовок, пинали ботинками. Одних тут же отпускали, других бросали на землю и волокли в общую кучу. Кучук, поглаживая мокрые усы, ходил между задержанными, вглядываясь в лица.

Капрал Калыч и его солдаты, уверенные в своей правоте, спокойно ждали решения жандармов, толпясь у железной ограды. Когда их повели, капрал знаками просил сержанта, чтобы тот обратил на него внимание. Но Кучук даже не смотрел в его сторону. Все произошло быстро. Во дворе жандармерии их поставили к стенке, и двенадцать винтовок разом выстрелили в затылок.

С балкона гостиницы Шахин наблюдал за суматохой, освещенной невероятным по величине пламенем.

– Аелла. Я представляю себя Нероном. Ты знаешь, кто такой Нерон? Это римский император, который сжег город. Учеба в Германии не прошла даром. Теперь Далма поверит в то, как я несчастен. А Калыч ничего никому не расскажет. Осталось дело за малым.

– Они подожгли дом вместе с прислугой? – спросила Аелла.

– Если прислуга баранами спит и ничего не слышит, то так ей и надо, – ответил Шахин, не отрывая взгляда от зрелища.

Аелла тихо удалилась в глубину комнаты, а Шахин еще несколько часов, возбужденный от обжигающей ночи, стоял на балконе. Кончалась одна сигара – он тут же закуривал новую, пока не зашатало от интоксикации.

– Аелла! Я иду. У нас сегодня будет самая прекрасная близость. Самая длинная. Самая счастливая!

Через два дня пришел Мехмет. Ладони торговца елозили по отворотам засаленного халата. Хорошо зная, что Шахин никогда с ним не поздоровается за руку, он тем не менее всегда тщательно старался избавиться от жира на коричневых складках.

– Что скажешь, Мехмет? – Подполковник развалился в кресле, не предлагая того же собеседнику.

– Все выполнено, Шахин-эфенди. Гюрхан Далма придет на пир вместе со своими албанцами. Он в предвкушении от твоих подарков и говорит, что зачем нам, достойным из достойных, враждовать. Ты, дескать, потерял имущество, он – своих людей и трофеи, поэтому вы в равных условиях и одинаково наказаны Аллахом. Дальше нужно жить в дружбе.

– Вот и славно. Я слышал, что Аллах никого не наказывает, а лишь покидает.

– Что, всеславный эфенди?

– Да это я так. О своем, Мехмет.

– Есть, правда, единственное условие, Карадюмак-ага, которое, по мнению Гюрхана Далмы, должно быть непременно выполнено.

– Какое? – Шахин насторожился.

– Он хочет, чтобы ты ему отдал Челика!

– Фу-ух. Да пусть забирает. Только где его взять?

– Я подумал об этом, дорогой эфенди. Надеюсь, и тебя Аллах надоумит оказать внимание к моей скромной персоне. Ведь я не повел его напрямую к Гюрхану. А вначале к тебе.

– Хм. Выкладывай.

Мехмет толкнул дверь и сделал знак блестящей ладонью. В комнату на негнущихся ногах вошел Ставракис.

– На колени, собака! – толкнул его в спину торговец. – И не поднимай головы перед визирем всего Самсуна.

– Оставь, Мехмет, эти средневековые традиции. Пусть хоть на голове стоит, мне плевать. Лишь бы говорил.

– Говори, собака. – Мехмет опять ткнул в спину грека.

– Я знаю, где находится капитан Челик и его самолет. – Голос Ставракиса дрожал и ломался на звонких шипящих.

– Ну и где же? – Шахин привстал со своего места и потянулся за сигарой.

Чиркнула спичка. Одна сломалась. Другая отлетела в сторону. Наконец сизый дымок окутал вытянутые, пухловатые губы.

– Немного в стороне от того села, ближе к горам, на берегу Красной реки есть хижина. – Ставракис остановился, чтобы сглотнуть.

– Продолжай, – нетерпеливо выдохнул Шахин.

– Эта хижина когда-то была просто рыбачьей, а сейчас в ней живет одна колдунья.

– Вот так новости!