Гнев пустынной кобры

– Не скромничай, Мехмет-эфенди. Люди твоей профессии могут иной раз больше, чем падишахи. Отряд башибузуков попал под обстрел, отчасти из-за меня. Я должник Гюрхана – ну и живуч оказался! А ты говорил, что есть что-то получше из товара? Возьму за любые деньги.

– Я для себя берегу на черный день.

– Я же сказал, за любые деньги! Или ты врешь, торговец?

– Я-я… – Мехмет жалко закрутился юлой вокруг Шахина.

– Значит, врешь. Нет у тебя ничего. Но ты ведь можешь мне добыть? Свеженьких. Молодых. Закажи Ибрагиму не детей, а молодых наложниц. И он привезет.

– Но это будет не скоро.

– Найди выход, Мехмет. Мне нужен подарок для Далмы. Хороший подарок. Выше женщины он ничего не ценит. А денег я отвалю и тебе и ему сколько надо.

– Хорошо, господин. Я все сделаю.

– Их должно быть не меньше десятка. Свежих, молодых, способных обнаженными танцевать на пиру. Но, Мехмет, никто из чиновников города не должен ничего знать. Особенно санджак-бей. Организуй мне этот праздник. И я тебя озолочу. А эту покорми. Мне она еще может пригодиться! – Шахин вложил золотой в скользкую от жира ладонь торговца.

– О, твоя щедрость, наимудрейший визирь всего Самсуна, выходит за границы простого человеческого понимания.

– И вот еще что, Мехмет. Ты знаешь старого кузнеца, который продает свой товар на улице низких тополей?

– Ну конечно, Карадюмак-ага. Кто же его не знает.

– У него есть кольчуга, работы прошлого века. Как ты думаешь, сколько она может стоить?

– Очень немало. – Торговец пощелкал языком. – Изделие, достойное фигуры султана. Старик никому ее не продает.

– Она мне нужна, Мехмет.

– Э-эм-м…

– Эй, ты, – Шахин повернулся к одному из солдат, – сейчас ты пойдешь с Мехметом и заберешь кольчугу, которую выкупит многоуважаемый человек.

– Слушаюсь, господин подполковник!

– Держи, Мехмет. – Шахин вложил в скользкую ладонь еще несколько золотых. – Добудь мне ее. Что еще любит Гюрхан Далма?

– Так, – почесал лысую масляную голову торговец, – Женщин назвали, деньги – понятно, холодное оружие… Вроде все.

– Отлично.

– Да, ты прав, светлейший, такая кольчуга не должна находиться у простого небогатого кузнеца. Во всем Самсуне ничего подобного не сыщешь. И как-то несправедливо получается: у какого-то кузнеца есть то, чего нет у самого визиря. Да к тому же он грек.

– Он еще и грек?!

– Да, один из тех греков, которые разговаривают на нашем языке, а свой давно забыли. От Самсуна до Пафры включительно вы не сыщете грека, знающего язык своих предков.

– Так ли важен язык, если вера другая?!

– Нет-нет, совсем не важен, мой господин. Да и по вере он мусульманин. – Торговец замотал головой, отступая назад на несколько шагов, испугавшись того, что опять ляпнул что-то лишнее.

– Все греки в Самсуне используют наш язык, но большинство молятся своему Богу. Значит, считают нас чем-то другим. Вот поэтому, Мехмет, они не пускают турок в мир своих финансов, своих тайн, своих хитроумных планов. И пока мы не уберем их отсюда – никогда не начнем жить нормальной жизнью. Будем у них вечными слугами, работающими на их интересы. – Шахин выдохнул. – А я хочу быть хозяином на своей земле.

– Но ведь… э-э… до нас именно греки здесь… э-э… Ой глупость какая. Опять из моего рта льется пустая вода.

– Да она еще и вонючая, – сверкнул глазами Шахин. – Мехмет, ты ведь знаешь всех и многое можешь. Я прав?

Торговец в ответ пожал плечами и низко переломился в поясе.

– Не стоит, Мехмет. Так вот, мне нужно, чтобы на этом пиру, который ты организуешь, присутствовали все греческие старосты Самсуна.

– Греческие старосты?! – переспросил торговец.

– Да. И так Гюрхан Далма должен подумать, что пир устроен в его честь, что старосты всех сел Самсуна несут ему дары и просят о помиловании. Ты понял?

– Да, о великий!

– Тогда действуй. А эту хорошо корми и дай ей теплую одежду. Она мне очень пригодится. – Он снова показал хлыстом на девушку.

– Да-да, почтенный Карадюмак-ага. – Торговец вновь переломился в поясе, на этот раз так, что чалма оказалась ниже золоченого кушака.

Шахин снисходительно щелкнул его по пояснице хлыстом и направился вдоль рыбного ряда в сторону Старого города. В голове его вихрем проносились будущие сюжеты коварных замыслов. Сердце ликовало от предчувствия скорой победы. Интрига, которая неожиданно родилась в голове, стала источником головокружительного счастья и немыслимой бодрости.

Тощий и черный как уголь пожилой грек вывернулся из-за угла дома с корзиной форели на голове. Подполковник ударом хлыста опрокинул несчастного в свинцовую лужу. Подождал, пока тот выкарабкается из нее и соберет рассыпавшуюся рыбу. Как только грек вновь водрузил корзину на голову, Шахин снова ударил.

– Живей, собака. Тебя ждут покупатели.

Грек снова рухнул в грязную лужу. В серой воде появились замысловатые рисунки, выведенные струйками крови. Подполковник смотрел на то, как медленно шевелилась кровь в ледяной воде, а грек ползал, собирая рыбу. И снова удар хлыстом. После которого грек разумно решил не вставать, а остаться лежачим в луже.

– Подними голову, собака.