— Я думаю, — ответил Копчик.
— Все еще думаешь? А не лучше ли тебе прежде пойти выспаться?
— Да пошел ты знаешь куда. — Копчик закашлялся. Лицо его побагровело, он наклонился вперед. Казалось, от приступа удушья напрягается каждый мускул в его теле. — Пошел ты знаешь куда, — прохрипел он еще раз, когда кашель отпустил его. — Если такая у нас линия и если так нужно, я — за.
— Ты что, забыл, как тебя навозной жижей окатили? — ухмыльнулся Канадец. — Действительно, человек может ко всему привыкнуть и все забыть. Его можно даже в дерьме выкупать.
— Такое никогда не забудется, — сказал Копчик. — Но если нужно, если партия требует, я тоже — за.
— Ну что ж, да здравствует твоя линия. В политическом смысле ты всегда на высоте. — Канадец сплюнул.
— Не болтай, — одернул его Копчик. Грудь у него болела, он сипел, от кашля гудело в голове. Слезящимися глазами он взглянул на Сливку, который, собрав на поле мешки, стоял с Эвой и цыганом Иожко у телеги и слушал.
— А ты что на это скажешь? — спросил он его.
— Я? — откликнулся Сливка, не поднимая глаз он земли. — Ничего. Я работаю.
— Вы слышите? — прохрипел Копчик. — И с такими мы должны побеждать. — А ты что скажешь? — обратился он к Демко.
Сперва предложение Гойдича ошарашило Демко. Ценой невероятных усилий они справились с весенними работами. Это была адова работа, осенью они не смогли обработать все участки, и теперь пришлось наверстывать упущенное. Только благодаря трактору они сумели выйти из положения, но едва лишь приблизился день, когда можно было немного перевести дух, является Гойдич с предложением взвалить на себя новые заботы и начать работать на других. После того, что случилось в прошлом году, это выглядит безумием. Но в предложении Гойдича было и что-то заманчивое. Как, например, будет вести себя тот же Штенко, когда ему предложат помочь с пахотой. Демко слушал споры вокруг, но уже прикидывал, кому бы они могли распахать поле и сколько труда и времени потребуется на это.
— А что мне сказать? — Демко окинул всех взглядом. — Здесь налицо весь партийный комитет, не хватает только лесника Гриба. Иван как председатель кооператива и председатель национального комитета, оба Копчика и я, мы — за, из членов комитета против только Петричко. Значит, мы можем принять решение. Четырнадцать семейств у нас имеют по одной, по две коровы, но осенью они добрую половину своего поля засеяли. Правильно, Павел?
— Правильно, — ответил Павел. — А сколько гектаров им еще осталось распахать?
— Наверняка не больше двадцати. Для трактора это часов тридцать работы. Тридцать часов вместо двухсот дней, — сказал Иван.
— Хотел бы я знать, на что ты в данном случае рассчитываешь? — спросил Петричко. Лицо его помрачнело, а губы сжались в узкую полоску.
Демко посмотрел на него в упор.
— И ты еще спрашиваешь? Уж мы об этом говорили достаточно. Но еще одно я тебе все-таки скажу. Если мы каждому из них распашем даже по одному гектару, они посеют на десять дней раньше и урожай будет лучше. Если мы этого не сделаем, они соберут меньше зерна и государство получит от них тоже меньше. Надо принять во внимание эти соображения. Послушай, Иван, а что, если мы, кроме бедняков, поможем еще двум-трем середнякам? Тем, что всегда выполняют поставки. Этим, конечно, мы растревожим их, все их осиное гнездо.
— Кого ты имеешь в виду? — спросил Петричко.
— Ну, хотя бы Резеша.
— Кого? Я что-то плохо слышу, — отозвался Петричко.
— Насчет Резеша, ты, наверное, несерьезно, — вмешался Канадец. — Черт возьми, ведь этот мерзавец, этот гад был с ними в Праге. Он был одним из заводил.
— Вовсе нет, — сказал Демко. — Он был у них на поводу, но хозяйство вести умеет и соображает, что ему выгодно.
— Это дельное предложение, — поддержал Иван.
— А про Хабу ты, видно, забыл, — сказал Петричко. — Начни уж с него. Он как никто привык, чтобы на его поле работали другие…
— Хаба — кулак. Этого гада ты сюда не приплетай, — заметил Демко.
— Правильно, — сказал Павел. — И я начал бы, пожалуй, с Резеша. Раньше, чем эта новость разнесется и они примут меры. Если бы все удалось, потом пошло бы куда легче.
— Мало того, что нас грязью вымазали, так пусть они еще и топчут нас! Здорово мы себе этим поможем, — не унимался Петричко.
— Если Канадец не хочет, — сказал Павел, — тогда я сяду на трактор и сделаю это!
Все смотрели на Павла.
— Ты теперь секретарь, Павел, тебе неудобно. Ивану тоже нельзя, — произнес в наступившей тишине Демко. — Если за это возьмется Канадец, будет в самый раз.
— Паскудная работа, — выругался Канадец. — Что ж, мне опять в батраки идти? Всегда у Резеша было полно скота, да и в ихней делегации он был.
— Если мы решим, ты это сделаешь, — спокойно сказал Демко. — Ты ему покажешь, какую силу придает тебе эта машина и что он со своей упряжкой против тебя — то же, что муха против слона. Это для нас очень важно.
— Я здесь не останусь. Я ухожу из этого сумасшедшего дома. На такое идиотство спокойно смотреть не могу. — Петричко швырнул недокуренную сигарету и затоптал ее.
— Не говори так, — сказал Иван.