Гнездо аиста

Гойдич смотрел на Петричко. Ох уж этот дорожник! — думал он. Вырос в мире, где все решала грубая сила, и не умеет мыслить иначе. Он-то кожу с себя содрать позволил бы, дал бы сжечь себя на медленном огне или четвертовать, но не предал бы. А вот как надо сейчас действовать, понять не может. Ему нужна только прямая, ровная дорога — шоссе, которое посыпают песком и щебнем.

— Ну, хватит, — вмешался Гойдич в спор. — Мы все обсудили, и вы сами приняли решение. Теперь знаете, что делать.

— Черт бы побрал эту треклятую работу! — зло выругался Канадец. — Я соглашусь, только если ты скажешь, что это приказ. Я послушаюсь, если получу от тебя, Иван, официальное распоряжение. Ты ведь — председатель кооператива.

— Да, ты должен это сделать, — сказал вместо Ивана Гойдич. — Но прежде я сам поговорю с Резешем. Ты пойдешь со мной, Андрей. И вы тоже, — сказал он Ивану и Павлу.

3

Резеш погонял лошадей, запряженных в плуг. От них шел пар, они поминутно останавливались, тяжело дышали, беспокойно дергая головами. Лошади были вконец измучены, а у Дунцы ко всему еще распухла голень.

— Ну и весна, — бормотал он. — Ну и погода, разрази ее гром!

Когда в прошлом году он стал вести хозяйство один, у него было все наперед продумано — до последней мелочи. Он знал, где что посеет и посадит, что может дать земля у Жебрацкой Грушки, а что здесь, у Ярчека. Осенью у него все шло, как он задумал. Они распахали и засеяли почти половину поля. Зимой он завез и разбросал тот перегной, который у него был, но его не хватило. А потом эта погода нарушила все планы. Вот уже десять дней он ходит с рассвета до ночи за плугом, ноги у него одеревенели, руки болели, с такой силой он нажимал на лемеха, а работы оставалось еще по меньшей мере недели на две. Да тут еще пришли к нему Зузка и Червеняк, попросили помочь. Чуть ли не каждый день приходят и стоят у него за спиной, когда он распрягает лошадей. Помочь!

Резеш чертыхался. Распроклятая жизнь. Надрываешься от зари до зари. Только вечером стащишь с ног сапоги и упадешь в постель, как пора снова обуваться. Мать честная! А надо еще вспахать, забороновать и засеять целый гектар. Еще целый гектар яровых, а потом сажать картошку. И кукурузу. А влаги мало, и почва с каждым днем все быстрее высыхает. И работа тяжелая, да хоть бы толк от нее был. Провались оно все пропадом! Никаких сил не хватает.

Марча шла следом за ним с коровьей упряжкой, волочившей борону, и рыхлила вспаханное им поле. Коровы не привыкли к упряжке, и Марча беспрестанно их погоняла. Иногда ей приходилось просто тянуть их за собой, и Резешу в глубине души было стыдно, а работе не было конца.

Лошади снова хрипло заржали, и Резеш осторожно дернул вожжи. Когда лошади остановились, он вытер со лба пот и осмотрел голень Дунцы. Обе лошади грызли удила и фыркали, раздувая ноздри. А Резеш почесывал свисавшую гриву кобылы и говорил:

— Подожди, скоро ты отдохнешь, ну, еще хоть полчасика поработай. Хоть до того куста шиповника дойди. Посмотри, ведь это совсем близко. Мы уже почти рядом. Еще две борозды — и пойдешь домой. Там я тебе расчешу гриву, помою тебя, почищу. И ночью ты хорошо отдохнешь. Я знаю, ночи мало, тебе нужно отдохнуть подольше, но все-таки это лучше, чем ничего!

По дороге возвращалась в деревню упряжка Хабы. Телега тарахтела, из-под колес вздымалась пыль. Марча подошла к мужу.

— Уже едут, — сказала она устало, глядя на дорогу. — Хабы уже едут, видишь?

С самого утра Марча не присела, после обеда таскалась по пашне с коровами, и ноги у нее теперь невыносимо болели. И дома у нее была уйма работы. Убрать и подоить, приготовить поесть. Она с нетерпением ждала, когда же Михал выпряжет лошадей из плуга. Она видела, что он злится, но о причине спрашивать не стала. Знала и так.

— Возвращается только старик, — сказал он. — Дюри с Анной остались. И Олеяровы остались. Посмотри!

За поворотом дороги сквозь деревья, ее окаймлявшие, на широкой полосе поля виднелись конская и коровья упряжки. Две женские фигуры, склонившиеся над бороздой, почти сливались с пашней.

— Ты хочешь остаться? А не лучше ли нам?.. — спросила Марча.

Она едва держалась на своих распухших ногах. От одной мысли, что снова придется брести по распаханной земле, ей стало дурно.

— Вон до того куста. Еще две борозды.

Резеш вздохнул, слегка похлопал обеих кобыл по влажным, теплым спинам и снова взялся за плуг, низко склонив голову. Целыми днями не поднимал он глаз от земли, будто все время ощупывал ее взглядом. Марча снова окликнула его:

— Михал!

Она произнесла его имя почти шепотом, в ее голосе звучало удивление и растерянность. Он молча поднял глаза.

— Кто это сюда идет? Уж не…

— Тот самый из района, рябой, — прошептала она. — Господи милостивый, что ему здесь надо?

Резеш, нахмурившись, смотрел вдаль. Они шли по меже. Тот самый секретарь, и с ним целая свита. А как же иначе! Демко, Матух и молодой Копчик. Все начальство. К чему бы это?