Гобелен с пастушкой Катей

— Видите ли, Катрин, — пояснил в пространной речи друг Павел-Поль Петрович. — Заблуждения юности не менее драгоценны, чем последующие прозрения. В те лучезарные времена, когда вы с девочкой Олесей ходили в школу, в Париже цвел неотразимый шестьдесят восьмой, весна свободы. Множество студенческих сердец билось в унисон по обеим сторонам Железного занавеса. Моя душа, в числе многих, волновалась незабываемыми чувствами, и так получилось, что они были разделены группой молодых девушек, временно прибывших из Сорбонны в Москву. Возникли общие интересы, девушки хотели получить и передать опыт протеста и студенческой революции. Сейчас, разумеется, это выглядит наивно и смешно, быть может. Но тогда… Мне довелось ввести протест в мирные рамки, чисто теоретические, дабы никто из соотечественников не пострадал, а на девушек не пали ненужные подозрения — у нас получился научный семинар, посвященный различию культурных особенностей. Ну, да это неважно. Однако с девушками нас связала дружба и опыт неприятия буржуазного мира. Все юные парижанки пылали жаждой перемен, впрочем, совершенно невинной, и искали по миру единомышленников. Извините, Катрин, я увлекся, это скучно… Просто предыстория. С одной из девушек у меня завязалась дружба, сохранившаяся и поныне. Жанин родилась в Алжире, в семье французских поселенцев, во Франции эту группу зовут — pied noir, «черноногие». После деколонизации Алжира им пришлось вернуться в метрополию. Известно, что belle France (милая родина) встретила их без особого энтузиазма. Культура pied noir частично выпадает из общего национального русла… Опять же, вам это может быть скучно, поэтому замечу, что Жанин не всегда чувствовала себя уютно на родине и искала духовную нишу. Какое-то время она училась и жила в Москве, мы часто встречались. Далее, когда левые идеи сменились прагматизмом просвещенных молодых лет, Жанин вернулась в Сорбонну, завершила образование, затем переселилась в Штаты, преподает там в одном из университетов. Вышла замуж за американского коллегу, они прекрасно ладят. Мои реминисценции клонятся к тому, что вас, Катрин, она готова принять как сестру. Мне довелось побывать у них в гостях два года назад, и мы с Жанин были счастливы обнаружить, что время не изменило наши дружеские чувства. Перед вашей поездкой я позвоню ей еще раз, вам предоставлю ее координаты — и с Богом! Само собою разумеется, что нашего друга Валентино я не рискнул бы представить Жанин и ее мужу, тем более просить для него гостеприимства.

Когда пожарская котлета была съедена, а яблочный пай сначала ожидался, затем прибыл, Павел Петрович ознакомил со следующим номером своей программы. В интересах известного дела, а также для персонального удовольствия он предложил мне разделить с ним серию культурных мероприятий, подобных сегодняшнему. Примерно раз в две недели или в 10 дней он был бы счастлив сопровождать меня на концерты, спектакли, элитарные фильмы и вернисажи по его выбору, если я доверяю его вкусу.

— Ваше, Катрин, милое общество, — галантно заверил мэтр Криворучко. — Послужит лишней гарантией, подтверждающей безупречность упомянутого вкуса.

Признаюсь откровенно, что я жевала ответ вкупе с яблочным паем непозволительно долго. Меня смущали два момента: погибшая репутация моего вкуса и однозначная реакция Гарика. Нежелание нанести обиду меценату все же возобладало. Нельзя, право, отвергать невинные и приличные предложения на том основании, что предлагающий крайне нехорош собой! Увы, мне не 20… Я с опозданием выговорила согласие и благодарность за внимание.

Однако непристойные колебания от мецената не ускользнули и, боюсь, подтолкнули к неожиданному повороту беседы. Павел Петрович вежливо выразил признательность, после чего добавил:

— Я тем более ценю ваше согласие, милая Катрин, что оно явилось результатом нелегкого размышления. Как мне думается, замешаны мнения третьих лиц. Вы разрешите один совет? Если мы оба имеем в виду симпатичного юношу, сопровождавшего вас недавно, то вы, прелестная Катрин, скорее всего, делаете ошибку. Мне хотелось бы, не обижая вас, подсказать, что в наши времена ценность женского очарования, как ни странно, измеряется количеством заключённых браков. Не сочтите за дерзость, если я рискну направить вашу мысль в данную сторону, а упомянутая кандидатура, боюсь, бесперспективна.

(Вот и мама мне то же самое говорила вчера. И почему их всех волнует моя личная жизнь?)

Вслух я выразила ту же мысль в более изысканных формах:

— Я чрезвычайно ценю ваше участие, дорогой Павел Петрович, однако для меня остается загадкой, отчего окружающие проявляют пристальный интерес к моему будущему?

(Смысл заявления читался кристально ясно: «отстаньте, Бога ради, предоставьте мне возможность ошибаться и заблуждаться, я никому, кроме себя зла не делаю.»)