Гобелен с пастушкой Катей

— Смотря о чем… Если тебя интересует Сергей, то он на той неделе присылал жену Регину с поручением. Они хотели предложить мне погостить в кругу их семьи. Сергею померещилось (после того, как его в гости не пустили), что я не могла бы добровольно от него отказаться, и что за моим непостоянством кроется нечто зловещее.

— Точнее можешь? Его слова буквально близко к тексту?

— Он сказал Регине, что банда держит меня взаперти и в заложницах. Что это связано со спорным имуществом. Мы с Региной решили, что у него на почве клада произошел сдвиг по фазе. Дома она ему разъяснила ситуацию, что никакого криминала, личная жизнь в чистом виде. После этого он явился с предложением. Теперь все. А почему ты так взволновался?

— Ничего, прелестное дитя, можешь выдохнуть. Считай, что ничего не случилось.

— Нет уж, дружок, изволь объяснить, зачем подробно спрашивал.

— Очень просто. Надо было раньше доложить, я бы не дергался. Мне вдруг показалось, что твой бывший красавец так на имущество нацелился, что как бы на него конкурентов не вывел. Вернее, теперь на нас с тобой. Что это они ему посоветовали на тебе жениться. А так получается, что вроде нет… Поступки глупые, но в рамках нормы. Спи спокойно, извини, что испугал.

— Нудный ты, Отче, — пожаловалась я. — Так много говорил, но ничегошеньки не ясно, ни одного разумного совета. Я тогда тоже про Америку ничего не скажу, и как с нанимателем обедала, умолчу нарочно.

— О.К. Завтра. Обед. Все тайны — как на духу, — заверил Отче, и мы распрощались.

Однако назавтра совместный обед не состоялся.

Вместо него Отче позвонил с утра на службу, испросил прощения за будущую неявку и потребовал рабочий телефон Сергея. Я продиктовала и спросила, что случилось. Отче объяснять не стал, зато повторил почти слово в слово Суренову инструкцию.

— Дитя, не мучь меня вопросами. Лучше учти очень настоятельную рекомендацию. Вплоть до моего уведомления ночуй не дома или не одна. Как у Жванецкого: или не одна, или не дома, не дома — или не одна. Ежели возникнут проблемы с «не одна», звони мне, пришлю Антона. Поняла?

— Почти что. Кроме одного, как ты меня уведомишь, если одна, но не дома?

— Самозванец еще актуален? Можем держать связь через него.

— Актуален, но не дома. Один или нет — не знаю, но на исторической родине.

— Очень плохо, между прочим. Придется и впрямь просить Антона. Уж не знаю, как он справится.

— Пожалей Антона, Отче, он хороший человек. Я к предкам поеду, может, махну с ними на дачу до воскресенья. А связь будем держать через Верочку. Идет?

— Вера подходит. Ее даже Таблица уважает. Тебя, кстати — нет. Таблица у меня консерватор, привержена семейным ценностям.

— Поздравь ее от моего имени и передай привет. Пока.

— Прощай, мое авантюрное дитя! Хочешь, скажу комплимент? Если бы не врожденный хороший вкус, то сам бы приехал тебя поохранять, право…

— Ценю чувства, Отче, но предпочитаю бандитскую пулю, не волнуйся. Целую.

— Взаимно, — ответил Валентин, и вслед за тем раздались короткие гудки.

Хорошо, что в отделе прозы народ еще не собрался, и почти некому было комментировать мою странную часть диалога. Остальной рабочий день пятницы протек в чисто производственном русле. В полдень, как, оказывается, ему было назначено (я совсем забыла) появился Жора Абрикосов с новым творением. Все сошло бы очень мирно, не вздумай он побаловать меня кратким пересказом сюжета. Я пыталась уклониться, но тщетно, Абрикосов желал снискать восхищение незамедлительно.

Когда автор дошел в самовосхвалительном экстазе до изюминки произведения и стал описывать, как героические подпольщики-диссиденты с помощью рыцарских спецслужб противника завербовали капитана подводной лодки и идейно соблазнили его бежать через Атлантический океан на казенном транспорте прямо в Лэнгли, в ЦРУ — разразился неописуемый скандал. Я мигом выкрикнула название бессовестно передранного романа:

— «Охота за Красным Октябрём»!

Слушавший вполуха Викеша добавил веско:

— Том Клэнси. Технический триллер.

Тем моментом остальные редакторы (Жора собрал большую аудиторию) наперебой заговорили про плагиат и чудовищный иск к издательству. Абрикосову подобные пустяки оказались, как слону дробина, он заорал громче всех, поминая свободу творчества и гнусное коммунистическое засилье в издательстве. Я без стеснения напомнила Жоре идейно выдержанные опусы прошлых лет, вслед за чем он прямо обвинил меня в масонском заговоре и пообещал повесить на первом же фонаре, когда придёт к власти, предварительно подвергнув гражданской казни за моральное разложение.

Я не полезла за аргументом в карман и заметила:

— Только вместе с дочкой.