Гобелен с пастушкой Катей

Так, в ленивом благодушии, мы с Отче распрощались до следующей недели. Не знаю отчего, но Гарику я рассказывать про конкурирующую организацию не стала. Наверное, не хотелось упоминать бывшего друга Сережу, который из любви не то ко мне, не то к деньгам чуть было не отправил всех в рай, вкушать блаженство. Мне было за него стыдно. Скорее за себя.

Суббота и воскресенье прошли очень мирно, я не побоюсь сказать, даже в семейно-пасторальных тонах. Я собралась навестить предков на дачном участке, Гарик вызвался сопровождать, и я разрешила. После тети-Ритиной информации мама не оставляла меня в покое, ей нужна была пища для ума.

Соответственно, я предоставила предкам возможность пообщаться с Гариком, они провели серию приятных бесед, и в следующем телефонном разговоре мама убеждала меня, что шесть лет разницы в наше время не более, чем условность.

Из разговоров на даче, в коих я принимала малое участие, мои родители сделали вывод, что превосходный молодой человек просил моей руки, и они согласились, приурочив радостное событие к защите его диссертации. Меня, насколько я заметила, никто особенно не спрашивал. Мама и мое мнение охотно отнесла к условностям. Я не возражал, если они собирались провернуть мероприятие без моего участия, то Бога ради.

Не то, чтобы мои чувства к данному кандидату остыли или изменились, я просто не имела представления (и не хотела его иметь), что будет с нами в следующем месяце, не говоря о более отдалённом будущем. Присутствовало и смутное подозрение, что в традиционной роли Гарик может оказаться трудным случаем, ничуть не лучше бывшего супруга Леонида. Опять же пресловутая разница в возрасте, через три года мне будет 35, а ему всего 29! Однако разочаровывать родителей не хотелось, я лишь питала надежду, что ситуация утрясется сама собой. Пока мне было неплохо и так.

Начиная с понедельника я стала собираться в зарубежный вояж. Оформила на работе отпуск и сообщила, куда еду (наверное, зря). Объяснила, что один поклонник, которого Ванда видела, сделал любезность и пристроил на социологическую конференцию. Ванда подтвердила, что видела, он был ужасен, но ради командировки в Штаты такого потерпела бы и она, безусловно.

В тот же понедельник Гарик сделал себя достоянием общественности, появившись в отделе прозы в обеденный перерыв. Коллеги приветствовали его очень тепло и заверили, что он правильно сделал, выбрав из двух зол, литературы и Кати Малышевой, меньшее. Они смутно помнили Гарика в качестве фиктивного автора.

Когда Гарик ушел, коллеги специально вызвали в гости Мишу Фридмана (в качестве консультанта), и он заявил, что с самого начала был уверен в полном отсутствии литературного предмета, субъект не подавал ни малейшей профессиональной надежды.

Девушки устроили Мише допрос с пристрастием: почему он тогда позвал Катю, а не одну из остальных, могли бы бросить жребий в конце концов. Опять было очень весело. Викентий Львович в порыве поддельного гнева обозвал Мишу «подручным Купидона», и кличка закрепилась за беднягой надолго.

Коллеги проявили деликатность и не задали почти ни одного вопроса на тему, как соотносится присутствие Гарика в моем холостом доме (что давно не было секретом) с благосклонностью мецената, устроившего дефицитную командировку.

Правда, довелось услышать теорию младшего редактора Вандочки (краем уха, из коридора). Как единственный эксперт по меценату, Ванда толковала его внимание в свете социальных авансов. Мол, при такой чудовищной внешности бедняге только и остается, что завоевывать внимание женщин из ряда вон выходящими презентами. В целом, на службе было приятно и радостно, как всегда.

В рамках командировки за океан я заглянула в парикмахерскую, привела в порядок лицо, брови и ногти (на что ушли бешеные деньги), пересмотрела гардероб и купила гобеленовую сумку вместо банального чемодана. Сколько она стоила, я не рискну признаться никогда.

Глава 14

Начало последующей недели прошло исключительно в приятных хлопотах, однако с полудня вторника круто задул встречный ветер. Я ожидала к обеду Отче Валю с Антоном, готовилась к подробному инструктажу, что мне делать с Октавией в Штатах, но объясняться пришлось в непредвиденном месте и совсем по другому делу.

Ровно в час пополудни Отче Валентин лаконично позвал со службы к экипажу, захлопнул за мной дверь и огорошил сообщением, что мы едем вовсе не обедать, а в прокуратуру.

Вместо вопроса у меня получился слабый писк и нечленораздельные звуки. Ответственность за нелегальную торговлю оружием в пользу других государств тоже сулила участникам поездку в ближайшее время, но в иные края. В первый раз я отчетливо осознала перспективу и пала духом очень глубоко.

Валентин сполна насладился произведенным впечатлением, туманно пообещал исправно носить передачи, затем снизошел до объяснения.