— Не смущайся, прелестное дитя и не держи обиды на коллегу, — пояснил Валентин, отсмеявшись. — Ему хотелось ещё до экспертизы исключить насильственную версию, поэтому он прорабатывал все варианты. Кроме нас их, видно, немного. В нашем вполне понятном случае есть только одна неясная зацепочка. Почему в конторе, как на грех, сидела посторонняя девушка и какое она имеет отношение к детективу-конкуренту. Подтвержденная тобою гипотеза в рамках семейных ценностей его вполне успокоила, я надеюсь. А вот чистая, как слеза правда о наших невинных связях и детективном прошлом могла насторожить. Сама понимаешь, нужно это нам, как гвоздь в стуле.
Теперь, когда ты ему много рассказала про мою жену, ее подругу и ваши детские шалости, он думать о нас забудет и станет рыть в нужном медицинском направлении. Конечно, если не выяснится, что к Муратовым вломились третьи лица и произвели указанные действия. Но и тогда Дмитрий Иванович вряд ли вернется к нам, ибо нужен мотив, а у нас он его не отыщет, хоть застрелится. Он и сам это знает. Исходя из вышеизложенного, версия о нападении на жену и самоубийстве на почве помешательства устроит всех, это кроме того прочего, что она самая вероятная. Эх, дитя, проворонила ты мне клиента, упустила! Ну и я хорош, анализ произвел, бедняжку Вику предупредил и отправил бумажку клиенту по почте, в соответствии с его личной просьбой. Я, когда с Викой в последний раз виделся, т в ее присутствии мужу позвонил, уведомил, что анализ готов. Он буркнул неприветливо: «У вас в машине есть адрес, пришлите…» Ни спасибо, ни до свиданья не сказал, не тем будь помянут.
— Отче, знаешь, меня тоже гложут угрызения, — созналась я в ответ. — Может быть, нам Викторию в больнице навестить? Она меня просила: мол, позвоните, Катя, а я про нее напрочь забыла.
— Делает честь твоему доброму сердцу, дитятко, — Отче оценил порыв. — Я и сам думал, даже справлялся в больнице. Пока нет, нельзя. Потом, ради Бога, навестим Вику. Такая девочка — на миллион одна, а с психом связалась, и вот что вышло. Зато теперь вдова. Пробудет ею недолго, если лицо не сильно порезано. Хотя в этом случае можно и со шрамами, ей все пойдет. Только, знаешь, ты для больницы опасный посетитель, дитя! Вон таксиста пошла проведать, а он возьми и помри. Как бы с Викой того не вышло. Я лучше к ней друга Пашу возьму, сначала посмотрю, как там с лицом, а потом — как Бог свят — возьму! Уж если наш крокодил жениться надумал, то я ему Вику сосватаю, пока она в шоке. И он мне будет признателен. С такой женой, хоть в Париж, хоть в Вашингтон! Жаклин Кеннеди в молодости…
— Бессердечный ты человек, Отче Валентино, — укорила я. — Девочка едва в живых осталась, а ты ей что сулишь?
— Ревнуешь, крошка прелестная? Сама надумала стать первой леди? Платон мне, конечно, друг, но Вика тебя на любой дистанции обскачет. Ее за наследника престола выдавать можно, не то что за друга Пашу, — не унимался Валентин.
— Отче, я предупреждала, донесу Марине, — пригрозила я. — Мною замечено, ни разу о бедной Вике ты не сказал ни одного дурного слова, одна апологетика. Для тебя нехарактерный и угрожающий симптом. Для семейных ценностей опасно.
— Разве ж виноват я, грешник, что у меня вкус хороший? — внёс оправдание Валька. — Ладно, о прекрасной вдове потом, ее делом пока Дмитрий Иванович занят, а у нас с тобой, если память не изменяет, и другие планы были, окромя совместного посещения прокуратуры. Господи, до чего ты меня довела, ведь до прокуратуры! Пойдем, дитя, пообедаем на воздухе на Гоголевском бульваре, выпьем на твой отъезд бокальчик сухого, потолкуем про Октавию и про друга Пашу. Как у тебя со службой? Сможешь на сегодня проманкировать? Мы тебя потом к твоему юноше доставим в исправности.
— Идею насчет обеда одобряю, сухое тоже пойдет, надо смыть привкус кабинета Шапошникова и за упокой грешной души Муратова выпить, — эту часть плана я одобрила. — Сейчас останови Антона на уголке, я в автомат влезу и всем отзвоню. Только к семи, сделай одолжение, доставь меня домой, а то кроме Гарика там и Верочка будет — даю ей отвальную.
— Все понял, прелестная крошка! Ты не хочешь оставлять их наедине, боишься за его нравственность. Похвально. Однако, зачем жадничаешь, уступила бы малого подружке на часок, потом было бы о чем потолковать. Не все же о супруге Витюше. Отсталый ты человек…
— Спасибо, дорогой, совет твой ценный. Я тогда и Марину приглашу, не возражаешь? У вас тоже будет о чем потолковать потом.
— Прекрасную-то Даму? Сделай одолжение, может, твой самозванец сумеет размочить ее добродетель, я бы в ножки ему поклонился. Поезжай в Штаты, дорогая, поезжай, а я тут доведу мыслишку до ума…
В подобном тоне мы с Отче могли беседовать часами к взаимному удовольствию, надеюсь только, что Антон не слышал, а то мог бы подумать плохо о своем нанимателе. На открытой веранде на Гоголевском бульваре мы скромно и дорого пообедали и за кофеем приступили к полировке плана подхода к Октавии Грэм.