Гобелен с пастушкой Катей

— Нет, Отче, это ты пальцем в небо ткнул, — успокоила я друга. — Никакой экспроприации, дело чистое и легальное, хотя печальное, а потом смешное. Мои родичи были похитрее твоих, они от конфискации имущество спрятали так ловко, что вовек бы не достать. Вернее, в революцию уберегли, а в войну спрятали.

Далее целый вечер под бутылку я плела рассказ. Он послужил противовесом Муратовской истории и всех утешил. Отечественный вариант «Золотого жука» почти по Эдгару По, но ни капли вымысла…

КАК ДЕВОЧКА КАТЯ НАШЛА КЛАД И ДОЛГО ОБ ЭТОМ НЕ ЗНАЛА

Когда мне было шесть лет, а Ирочке два годика, общая бабушка Аглая Ивановна вывезла нас летом в деревню. Чудесная, совершенно сказочная деревня Братанеж стояла вокруг озера того же названия. А кругом деревни стоял лес.

В Братанеже много лет жила бабушкина сестра тетя Паша. Обе они родились в глухой деревне неподалеку, работали в юности на текстильной фабрике в уездном городке, но замуж вышли по-разному. Тетя Паша поехала в Братанеж с плотником дядей Ваней, а бабушку Аглаю увез в Москву неожиданный поклонник, инженер преклонных лет (женился дедушка в 49), обрусевший немец, Феликс Вильгельмович Зибер. Бабуля была чудо как хороша собой (но никто, жаль, не унаследовал), дедушка Феликс хотел образовать ее ум, но не успел, умер через пять лет, оставил сиротами двух дочерей, маму и тетю Риту. Как баба Аглая прожила вдовой много лет и растила детей — история длинная и совсем из другой оперы.

Главное, что с сестрой Пашей они тесно дружили, и каждое лето бабушка привозила в Братанеж сначала дочек, потом внучек. Рядом с домом тети Паши стояла таинственная пустая изба (с плохой репутацией), которую баба Аглая в течение полувека неизменно снимала на лето. Хозяева жили в той же деревне, но имущества побаивались, там вроде бы кого-то убили топором, а дух жертвы не простил. Или нечто подобное…

В то лето, последнее перед школой, баба Аглая привезла на свежий воздух не только нас с Ирочкой. С нами приехала бедная тетушка Герта, сестра давно покойного деда Феликса. Во время войны, когда высылали всех немцев, тетушка оказалась в Казахстане, потеряла московскую площадь и прописку только за то, что в паспорте у нее было написано «немка». А семья Зиберов жила в России двести лет, и другой родины они не знали. Бабулю Аглаю при фамилии Зибер спасло лишь чудо. Её тоже намеревались выслать, но бабушке удалось убедить кого-то, что немецкого у неё — только фамилия покойного мужа, происходит она из беднейшего крестьянства и с 16-ти лет работала на ткацкой фабрике. Чудо состояло в том, что ее выслушали.

Так вот после окончания срока высылки тетушка Герта не имела ни угла, ни имущества, ни здоровья и скиталась по отдаленным родным в провинции. В Москву ей даже приезжать не позволяли. На жизнь она зарабатывала уроками немецкого, французского и английского языков, которые знала в совершенстве, поскольку до революции преподавала в женской гимназии.

В преклонном возрасте восьмидесяти лет тетушка пришла к концу своей изгнаннической одиссеи, ее разбил частичный паралич. Только тогда родным разрешили взять ее и держать если не в Москве, то рядом. Тетя Рита привезла тетушку из Могилева, а бабуля Аглая взяла золовку на лето в Братанеж, где ухаживала за старушкой до самой ее смерти, случившейся в середине лета.

Что касается меня, то я старухи боялась. Она с трудом двигалась по комнате и не могла говорить, под конец совсем слегла. Меня ужасно пугало, что тетя Герта постоянно пыталась привлечь мое внимание, что-то сказать, но не словами, а жестами. Она брала меня за руку, пыталась выйти вместе со мной, показывала на угол избы, куда-то на пол под иконами, что-то чертила в воздухе.

Бабушка говорила, что тетя Герта не в себе, и просила не бояться, быть со старушкой поласковее, рассказывала, что Герта была очень добра, помогала овдовевшей бабуле растить дочек. Поэтому я убегала не сразу, а какое-то время проводила с бедной старушкой.

Уже перед самым концом, когда тетя Герта не вставала с постели и часто впадала в забытье, она подозвала меня, взяла за руку и вложила в другую свою фотографию в деревянной рамке. Рядом бегала крошечная Ирочка, тетушка указала и на нее. Бабушка пояснила, что тетя Герта дарит нам свое единственное имущество и просит не забывать. Вскоре старушка скончалась.

На ее похороны из Швеции приехала ещё одна сестра деда Феликса, тетя Кристина. За неимением московской и никакой другой прописки, тетушку Герту хоронили на деревенском кладбище.

Тете Кристине как туристке из враждебной страны разрешили пробыть в Братанеже два дня, ее туда привез участковый милиционер, первую и последнюю иностранку, виданную в лесной деревне. Тетя Кристина ухитрилась уехать в Эстонию после революции, оттуда перебралась в Швецию и таким образом стала иностранкой.