Гобелен с пастушкой Катей

Долго ли коротко, но запыхавшиеся и перемазанные, мы подкопали землю и раскачали крышку. Через минуту Ирка неосторожно вступила на край и провалилась! Крышка перевернулась и накрыла ее.

Какие раздались вопли снаружи и изнутри — передать невозможно. Ирка завывала, как милицейская сирена, а я, обдирая руки, стаскивала проклятую крышку. Когда колесо злой фортуны удалось откинуть, мы обнаружили, что Ирка жива и провалилась не слишком глубоко. Я могла достать рукой до ее головы. Ирка перестала голосить, огляделась в яме и заявила, что стоит на чем-то не твердом, но упругом и тонуть вроде не собирается.

Тогда мы вспомнили о цели экспедиции, и я приказала Ирочке внимательно посмотреть, на чем она стоит. Оказалось, что на небольшом сундучке. Деревянные части почти сгнили, но железные ребра и углы сохранились. Ирка по собственной инициативе потопала ногами и тут же провалилась чуть ниже.

Она сказала: «Ой!», а я зашипела:

— Тише, дура-ящерица, провалишься насквозь!

Ирина потопталась и сообщила, что там, между ребрами что-то есть, она стоит одной ногой на чем-то небольшом. Затем она проделала акробатический этюд, встала обеими ногами на ребра и выудила из трухи железную, плотно закрытую коробку, величиной примерно с ботиночную. Ирина переправила клад на вытянутых руках и потребовала, чтобы сначала я вытащила ее, и мы смогли взглянуть на добычу вместе.

Я сочла ее доводы резонными, но выяснилось, что Ирку достать труднее. Я легла на живот у ямы, протянула ей обе руки она за них ухватилась, и я стала тащить. Теперь я понимаю, что если бы не подошла тетя Паша, барахтаться бы нам в колодце до второго пришествия. Я тянула Ирку вверх, она меня вниз, в довершение полураспавшийся сундучок начал проседать.

Насколько глубоко он мог просесть, и что было ниже — к счастью, никто не узнал, потому что вовремя явилась тетя Паша, сестра бабушки Аглаи. Соседи донесли ей, что «Глашины девчонки что-то возятся у старого колодезя». А мы-то думали, что замаскировались за сараем и вообще подошли незаметно.

— Адиётки чертовы! — запричитала тетя Паша. — До чего додумались, у колодезя играть!

Она выдернула Ирку из ямы, как морковку, и справедливо набросилась на меня:

— Она-то дура маленькая! А ты, Катька, кобыла большая, куда ее сманила, почто в колодезь полезли? Господи, спаси, помилуй, сгинула бы девка, обе бы провалились, что бы я Глашке-то сказала? Впору руки на себя наложить, и ей, сердешной!

Сопровождаемые тети-Пашиной неумолчной руганью, мы накрыли колодец крышкой, накидали земли, притоптали ее и сложили инструменты в сарай. Насчет взлома тетя Паша высказалась особо, затем повела нас к себе, где посильно отчистила, напоила чаем и учинила допрос. Мы показали железный ящичек и сказали, что пришли по указаниям покойной старушки, нашей двоюродной бабушки Герты.

Ящичек был закрыт туго, ногтям не поддавался. Тетя Паша ловко раскрыла его ножницами, внутри оказалась металлическая филигранная шкатулка.

— Ой, девки! — сказала тетя Паша, открывши шкатулку. — Смотрите, сколько добра! Только, конечно, стекляшки да железки, большое оно все больно, как у нас в сельпо. Но красиво, сил нет! А я ведь знаю… Знаю, когда положила она добро в колодезь! Как война-то началась, да немец наступать стал, всех их, немцев, стали из Москвы и отовсюду гнать — к ногтю, значит. Знамо дело, с немцем-то воевали, а оне тоже вроде враги. В войну-то, в начале самом, Глашка здесь с девками была, они еще маненькие были, меньше Ирки. Вот золовка к ней и приехала, с именем чудным. Я почему помню-то, Ивана как раз на войну забирали, гуляли мы, плакали и гуляли. А тут она, золовка Глашкина — прямо к проводам. Немцы ведь они были, и дед ваш, покойник Феликс Виллимыч и сестра его Гетта. Небось прознала, бедолага, что высылка ей будет, приехала проститься, да вещички спрятать. Цена им небольшая, надо так думать, а всё память о мамаше с папашей, небось дочке дарили, не думали, что на её на старости лет гнать да высылать станут. Когда вернется — Бог весть, ну и решила спрятать. И Глашке не сказала, запрятала потихоньку. Боялась, небось, что Глашка потом не отдаст. И гляди, сколько лет оно пролежало себе! Привезла-то ее Глаша, помню, совсем плохую, без языка, может, и хотела свой клад показать, да уж никак! Вот так бывает.

Перед зеркалом в тети-Пашиной избе мы по очереди примеряли побрякушки, согласились, что, увы подделка, но для девчонок в самый раз. У всех подружек во дворах такого добра навалом, а это старинное — может, когда и наденем. Предложили часть тете Паше, она посмеялась. Вот-де в самый раз ей на себя такое цеплять. Были бы у нее девки, взяла бы им покрасоваться, а внукам Витьке с Коляней вроде ни к чему.

Тетя Паша проводила кладоискательниц до станции, еще раз истово выругала, перекрестила на дорогу и посадила на поезд. В полупустом вагоне мы с Ирочкой поделили клад, рассовали его по портфелям и поехали в Москву, предвкушая неминуемые неприятности.