Гарри хотел было спросить, почему ему придется есть в подземельях: они что, и Большой зал считают небезопасным для него? Но тут же отвлекся на другой, более серьезный вопрос: отчего Снейп вообще упомянул яд?
«Искренне не понимаю, что заставляет тебя так упорствовать...»
— Тут ничего личного, профессор, — пробормотал он, внезапно сообразив, как прозвучали его слова. — Ну, то есть... вы столько для меня сделали в последнее время — на операции были, окклюменцией занимались, сказали, что мой отец в конце концов вырос в хорошего человека... потом снова спасли мне жизнь, а потом был Девоншир, и та ночь, когда я разбил окна, а вы снова обнимали меня... не думайте, что не ценю... и все эти зелья... Я все хотел сказать вам спасибо...
— Мерлин упаси, — протянул Снейп.
— Да хватит вам выделываться, — огорченно воскликнул Гарри. — И знаете что? Вы мне нравитесь, несмотря на сарказм и все прочее. Дышите глубже, профессор... В общем, не нужно тут говорить про яд. Это просто глупо.
Снейп прищурился. Похоже, его гнев прошел — по крайней мере, Гарри так показалось, хотя картинка вокруг расплывалась все сильнее. Но он уже привык, это просто значило, что действие эликсира заканчивается.
— Почему же ты тогда возражаешь?
— У меня друзья в Гриффиндоре, — объяснил Гарри. Странно, что такое вообще требовалось объяснять — это же яснее ясного, разве не так? Правда, может быть, не для человека вроде Снейпа, у которого, похоже, друзей сейчас не было. Может, их у него вообще никогда не было, и он просто не способен был понять, что чувствует Гарри. — Я еле успел вернулся сюда после целого месяца кошмара, мы, считай, и не пообщались с ними толком. А теперь выходит, мне и на уроки с ними вместе не ходить. Когда я буду с ними видеться, если переберусь к вам?
— Гарри... — что ж, это было всяко лучше равнодушного обращения «Поттер», снова взятого Снейпом на вооружение, — есть вещи поважнее друзей.
Гарри замотал головой.
— Да нет же! Вот в этом-то вы и неправы. Или просто не понимаете — из-за того, что вы слизеринец, точно не знаю. Нет ничего важнее друзей. Ну какой смысл сражаться с Волдемортом, если после победы у меня не останется никого? Если я сейчас ради победы откажусь от всех, кто мне дорог, то мне и побеждать будет незачем.
Снейп ничего не сказал, только пристально разглядывал его. Судя по всему, он что-то обдумывал, хоть и трудно было сказать наверняка, что именно.
— Я ведь гриффиндорец, вы же знаете, — продолжил Гарри. — Что бы там ни говорила Шляпа на первом распределении, что бы вы ни считали наиболее для меня подходящим, я оказался в Гриффиндоре, и пять лет не прошли для меня даром. Знаете, что было труднее всего каждое лето? Не работа по дому и не то, что мне время от времени перепадали оплеухи, — а то, что на меня всем было плевать. А после учебного года я уже знал, как это — когда к тебе относятся иначе. Труднее всего летом было то, что рядом не было друзей. Знаете, почему я не прочел то письмо, пока вы меня не заставили?
Все это время Снейп, казалось, слушал внимательно. Кроме того, он был, без сомнения, одним из умнейших людей, с которыми Гарри довелось встречаться, поэтому его неожиданный вопрос поставил гриффиндорца в тупик:
— Что-что?
— Ну... — Гарри запнулся, подбирая слова. — Я никогда не получал писем. Только из Хогвартса, ну, и от моих друзей. Иногда мне вообще казалось, что без этих писем я просто свихнусь...
— Ты сильнее этого.
— Может быть, но мне так казалось. А потом пришло это письмо от Дурслей. Я знал, что там куча оскорблений и гадостей... и что если вскрою, то увижу их собственными глазами. А я не хотел их видеть, потому что потом меня начало бы тошнить от самой мысли о письмах. Это испоганило бы единственную вещь, которая скрашивала мне летние каникулы, понимаете? — закончил он с надеждой.
— Нет, — коротко ответил Снейп. — То, что ты говоришь, совершенно алогично.
— Ну и что, все равно правда, — чуть улыбнулся Гарри. — Не все же рождаются хладнокровными и рассудительными зельеварами. Нет, в самом деле, профессор, мне нужны мои друзья.
— Ладно уж, — вздохнул учитель. Но воспрянувшая было надежда сразу увяла после его следующих слов: — Твои скудоумные гриффиндорские друзья смогут встречаться с тобой у меня.
— Да я вовсе не это имел в виду...
В голосе Снейпа зазвучала сталь, и это значило, что с препирательствами пора заканчивать. Вообще-то, Гарри был тронут и впечатлен, хоть и не смог бы сказать об этом в полный голос. То, что Снейп согласился впустить в собственный дом Гермиону, Рона и, может быть, даже Невилла... это говорило само за себя, вызывая особое, медово-тягучее, теплое чувство — словно съел полную тарелку пухлых оладушек или что-нибудь такое же.
— Еще какие-нибудь препятствия? — процедил Снейп, выплевывая каждое слово.
«О Мерлин, — подумал Гарри, — только не это. Я все-таки его обидел...»
Странно все же складывается жизнь. Скажи кто-нибудь Гарри года назад, что он будет переживать от того, что обидел Снейпа, — всерьез переживать... да он бы лопнул со смеху.