Год, какого еще не бывало

        Снейп раздраженно глянул на него, явно намекая, что сын не должен благодарить отца за любую мелочь. Гарри вообще-то полагал, что должен, но решил не спорить и по этому поводу тоже.

        — Идите разбирать вещи, — посоветовал Снейп. — Можете переставлять все, как вам удобно. Чувствуйте себя как дома... в общем-то, ты действительно дома, Гарри.

        «Право на кров», припомнил Гарри и кивнул. Вся идея до сих пор казалась странной: он слишком привык думать, что дома у него нет. Здорово, конечно, что Снейп выделил ему комнату в своих апартаментах, но Гарри все равно порой чувствовал себя там гостем, хоть и знал, что это не так. А тут... Он снова огляделся. В подземельях было совсем неплохо, но этот дом ему сразу пришелся по душе. Очень.

        Может быть, потому, что здесь не было ничего лишнего, зато потертая, простая обстановка создавала ощущение уюта. Дом казался полной противоположностью месту, где он вырос, но которое так и не стало ему родным. Гарри улыбнулся. Тут он совсем не ощущал себя в гостях, а значит, все шло как надо.

        Зайдя в комнату, он увидел, что Драко валяется на постели, водя палочкой туда-сюда. Повинуясь этим движениям, его одежда выпархивала из сундука, влетала в платяной шкаф, явно видевший лучшие дни, и аккуратно устраивалась там на вешалках. Это производило впечатление, хотя и казалось несколько бессмысленным — почему бы не сделать это руками? Сам Гарри не считал, что волшебник непременно должен быть лентяем.

        — А это что? — спросил он, кивнув в сторону чуть запыленной коробки на постели Драко.

        Тот едва удостоил ее взглядом.

        — Нашел в комоде, — ответил он, подтолкнув коробку к Гарри. — Должно быть, это Северуса.

        — Пойду спрошу, что с ней делать, — заявил Гарри. И то сказать, оставлять ее на полу едва ли было бы прилично. Он уже направился к двери, как Драко вдруг привстал на колени и, потянувшись вперед, ловко выхватил коробку у него из рук, поднес к уху и потряс.

        — Ты что делаешь?

        — А вдруг это рождественский подарок? — протянул Драко, и плутоватая улыбка озарила его лицо. — Интересно, это тебе или мне?

        И он начал снимать крышку.

        — Подарок был бы завернут, — возразил Гарри. — Положи на место; какая разница, что там — это все равно личные вещи Снейпа.

        — Он же предложил чувствовать себя как дома, — напомнил Драко и сорвал крышку, не слушая дальнейших возражений. — Гм, всего-навсего какая-то старая одежда, — заметил он, вытаскивая содержимое коробки и встряхивая.

        Что-то упало на каменный пол. Гарри наклонился поднять, и тут у него перехватило дыхание, и рука замерла в воздухе.

        В ту же секунду Драко догадался, что именно у него в руках.

        — Блин! — воскликнул он, отшвырнув от себя то, что держал, и отскакивая в сторону. Черная ткань медленно опустилась на пол и развернулась, напоминая лежащего человека. Примерно там, где должна была бы быть голова, оказался предмет, выпавший ранее из складок ткани.

        Рядом лежали они на сером полу.

        Мантия и маска.

        Мантия с капюшоном. Маска Упивающегося.

        Гарри застыл, не в силах пошевелиться. Не просто одежда лежала перед его глазами, но последний человек, которого он видел в отвратительном облачении, которого Волдеморт требовал от своих последователей.

        Люциус Малфой при всех «регалиях» Упивающегося Смертью.

        Гарри чувствовал, как жжет глаза, как вскипает внутри ярость, как каждую клеточку наполняет желание вернуть мучителям ту же причиненную ему боль. Он вновь чувствовал все, что ему пришлось претерпеть от рук этого человека, — жажду, иглы... и лижущий тело огонь.

        Драко что-то кричал, дико размахивая руками, но Гарри не слышал ничего: в ушах висел рев, в котором смешались его собственные крики в Самайн, целая лавина воплей боли. А за ними пришли тогдашние чувства — испуг, и боль, и ужас... а следом еще что-то. Ненависть, которую не выразить словами. Жажда мести, которую не утолить ни Азкабаном, ни жалкими подачками вроде суда, и приговора, и наказания. Жажда мести, неспособная ждать, равнодушная к мысли, что Непростительные проклятья названы так не всуе.

        Руки его взмыли вверх, пальцы растопырились, когда сила ударила изнутри, как взбесившийся бладжер. Жар рванулся сквозь кожу и ринулся наружу. Дикая, стихийная магия всплеснулась, как знамя, и расцвела, готовая сжечь и дом, и тех, кто в нем был, и даже луг вокруг дома.

        Но не сожгла.

        Гарри чувствовал, как плещется внутри магия, чувствовал гнев и бешенство, что с легкостью могли бы стереть целое графство с лица земли, но чувствовал и что-то еще.

        Способность этой силой управлять.

        С яростным воплем он вытянул руки к лежащей на полу омерзительной одежде. Ослепительные изумрудные вспышки рванулись с кончиков пальцев, уничтожая отвратительные тряпки. Снова и снова появлялись они в сиянии гнева, в буре магии. Мантия вспыхнула, маска начала плавиться, и комнату наполнил едкий дым. Гарри кричал до хрипа, задыхаясь от недостатка кислорода, — он не успевал даже вдохнуть.

        Отверстия для глаз и рта в маске исказились, словно от боли, и мантия шевелилась, сгорая, а ему представлялось, что это Люциус лежит перед ним, корчась в огне...