Год магического мышления

Джон, я и Кинтана у фонтана Бетесда в Центральном парке в 1970 году. Джон с четырехлетней Кинтаной едят пломбир. Ту осень мы целиком провели в Нью-Йорке, работали над фильмом с Отто Преминджером. “Она в кабинете мистера Преминджера, у которого нет волос”, – пояснила Кинтана педиатру, спрашивавшему, где ее мать. Джон, Кинтана и я на веранде нашего дома в Малибу, где мы жили в семидесятые. Эта фотография появилась в “Пипл”. Увидев фотографию, я поняла, что Кинтана воспользовалась перерывом в съемках, чтобы впервые в жизни подвести глаза. Там же, в Малибу, Бэрри Фаррелл[33] сфотографировал свою жену Марсию в ротанговом кресле с дочкой на руках – тогда еще младенцем – Джоан Дидион Фаррелл.

Бэрри Фаррелл умер.

Фотография Кэтрин Росс[34], сделанная Конрадом Холлом[35] в пору Малибу, когда она учила Кинтану плавать – бросила в соседский бассейн таитянскую ракушку и сказала, что Кинтана может оставить этот приз себе, если достанет ракушку со дна. Тогда, в начале семидесятых, Кэтрин и Конрад, Джин и Брайан Мур[36], Джон и я обменивались растениями, и собаками, и рецептами, выручали друг друга и пару раз в неделю обедали в гостях у того или иного из нас.

Помню, как мы все делали суфле: сестра Конрада, Нэнси, живущая в Папеэте, научила Кэтрин взбивать его без особых усилий, а Кэтрин показала этот трюк мне и Джин: весь фокус в том, чтобы подходить к делу не так сурово, как обычно советуют. Кэтрин также привезла нам с Таити стручки ванили, плотные, обмотанные волокном рафии пачки.

Некоторое время мы делали карамельный крем с ванилью, но нам не понравилось карамелизировать сахар.

Обсуждали план: арендовать дом Ли Грант[37] над Зума-Бич и открыть ресторан, так и назвать – “Дом Ли Грант”. Кэтрин, Джин и я могли бы по очереди готовить, а Джон, Брайан и Конрад – по очереди трудиться официантами. Этот план дауншифтинга в Малибу не сбылся, поскольку Кэтрин и Конрад расстались, Брайан дописывал роман, а мы с Джоном отправились в Гонолулу переделывать сценарий фильма. В Гонолулу мы трудились очень усердно: ни один человек в Нью-Йорке не мог толком усвоить разницу во времени, поэтому в дневные часы нас порой ни разу не отвлекал от работы звонок. Однажды в семидесятые мне захотелось купить там дом, и я показала Джону несколько вариантов, но ему, видимо, обосноваться в Гонолулу так прочно казалось менее привлекательной перспективой, чем селиться в “Кахале”.

Конрад Холл уже умер.

Брайан Мур уже умер.

От огромной развалины на авеню Франклина в Гонолулу, которую мы арендовали прежде – с множеством спален, и залитых солнцем веранд, и авокадо, и заросшим кортом, все вместе за 450 долларов в месяц, – осталось помещенное в рамку стихотворение, которое Эрл Макграт[38]

написал нам на пятую годовщину свадьбы:

Жил-был Джон Грегори ДаннЖенатый на миссис Дидион ДуИ проживавший на Франклин-авеню.С прекрасной дочерью Кинтаной

Она же Дидион ДиДидион ДаннИ Дидион ДуИ Кинтана – Дидион ДиПрекрасная семья Данн-Данн-Данн(Данн-Ду-Ди, их целых три).

Живут на Франклин-авенюСреди роскоши, как говорится, былой.

У людей, недавно понесших утрату, появляется особое выражение лица, распознаваемое, наверное, лишь теми, кто видел подобное на собственном лице. Я увидела это выражение на своем лице и теперь распознаю его у других. Предельная открытость, обнаженность, уязвимость. Так смотрит человек, вышедший из кабинета окулиста на яркий свет – после того как ему закапали расширяющее зрачки средство, – или тот, кого внезапно заставили снять очки. Люди, похоронившие самого близкого, выглядят обнаженными, потому что самим себе они кажутся невидимками. Я и сама казалась себе какое-то время невидимой, бестелесной. Я словно переплыла мифическую Реку, отделяющую живых от умерших, попала в то место, где меня могли увидеть лишь люди, сами пребывающие в скорби. Впервые я поняла силу этого образа реки – Стикса, Леты, паромщика в плаще, отталкивающегося шестом. Впервые поняла и смысл обряда сати. Вдовы бросались в погребальный костер не от невыносимой скорби – этот костер был точным символом места, куда уводила их скорбь (скорбь, а не требования родственников, общины, обычая). В ночь, когда Джон умер, нам оставался тридцать один день до сороковой годовщины свадьбы. Вы уже поняли, что “жестокая нежная мудрость” последних двух строк “Роз Эйлмер” не помогла мне.

Я хотела большего, чем одна ночь воспоминаний и вздохов.

Я хотела кричать в голос.

Хотела вернуть его.

6