— Салют! Поддерживаю всей душой, только… ох, знаете, у меня время истекло, — встрепенулся неожиданно Лева и, уже стоя, одним духом опустошил свою посудину.
— Так неотложно? — спросил Таган.
— Да, почти смертельно. Мередка знает. Пора, пора кончать крутить им головы. Сегодня — ответственный момент. Не приведи бог!
— Ну, желаю удачной кражи, — напутствовал Таган Леву.
И вот братья сидели вдвоем, и старший делился своим горем, со всеми подробностями рассказывал про Ольгу. Как увидел ее в Москве и «попал в плен», а потом встретил здесь; как вчера прискакал сюда и узнал, что она ушла к жениху… к Сене Завьялову.
— Постой, — перебил его Меред. — А может, только так… Может, он и не жених?
— Молчи! Все взвешено. Ольга ждала своего Сеню! Радовалась, когда получила письмо от него. Я сам видел — синий конверт… Они же вместе росли.
— Ну, велика важность! — не сдавался Меред. — И пусть себе растут, только — в разные стороны. Знаешь, отшей ты его к чертовой бабушке!
— Ва-аллах! Рассуждаешь, как этот твой помощник, теленок несмышленый. Все у вас проще простого. Пойми, если бы она любила меня, а то ведь его. Дело-то не в нем, а в ней!
— Ха… а на вокзал вон не идет провожать.
— В пески уехала. Работа у нее.
— Любит, так нашла бы выход. Люди жизни не жалеют… Разве это любовь!
— А ты не утешай меня, — негромко сказал Таган. — Я ведь не баба, которой можно зубы заговорить. И не для того разоткровенничался, чтобы ты пожалел. Вот ума не приложу, как всю эту канитель отбросить. Больше мне ничего не надо. Когда-нибудь найду и я свое счастье.
— Не ясно, — пожал плечами Меред. — Или ты не любишь ее, или ты не мужчина. Да будь у моей Айнабат десяток женихов, я всем бы глотки перегрыз. Ведь она же только одна на свете, другой нет! Как же я с ней расстанусь? — Произнеся свою грозную тираду, Меред побагровел и ударил кулаком по столу, а Таган от его признания сразу отрезвел и пристально посмотрел на брата.
— Ты любишь Айнабат?
— А ты удивляешься?
— И она тебя?
— Могу сказать: да. Любит! — с неотразимой уверенностью ответил Меред.
— Ну так выпьем за твое счастье! — Таган жадно глотнул, отклонился от стола и вдруг засмеялся, поражая брата странной своей непоследовательностью. — Бывает… Она так хитра на выдумки, жизнь!
Мереду показалось сперва, что это вино действует на брата; потом он заподозрил, что брат смеется над его признанием. Справившись наконец, со своей расслабленностью, Таган объяснил:
— Да я не над тобой, над собой смеюсь. — И пообещал рассказать Мереду все в день его свадьбы. Так и быть, уж повеселит их с Айнабат.
— Нет, сейчас! — настаивал Меред. — А то буду гадать, голову ломать.
И Таган, не щадя себя, рассказал, как он, окончательно разуверившись в Ольге, стал подумывать об Айнабат. Между прочим, девушка очень и очень симпатична ему, но, разумеется, даже мало-мальски серьезного разговора у них не было. Именно вчера и сегодня, «назло всему миру и в первую очередь, конечно, Ольге», культивировал он мысль о своих «кровных туркменках». Он признался во всем с такой чистосердечностью и с таким юмором, что теперь от души захохотал Меред.
— Ишь ты, подбирался! — Он шутя замахнулся на брата расписной деревянной ложкой.
— Да, хотел поймать двух туртушек. Не успел шапку снять, а они уж у кого-то за пазухой. Одно утешение: «Бедный молодец честью богат». Ни тебе, ни Завьялову я ножки не подставлю. Хоть убейте, совесть чиста перед вами.
— О, добрейший мусульманин! — поддразнил еще Меред. — Со мной и правда тягаться не стоит, а его-то на твоем месте я сковырнул бы.
Таган не отвечал и вдруг засобирался ехать; но, в сущности, спешить ему было некуда, и шашлык, оказалось, давно поспел.
Лишь часа через полтора они вышли на улицу. Солнце село. Дома и деревья окутывались сизым сумраком.
Неторопливо шагали братья по старому тротуару. Меред острил, рассказывал забавное про Левку и про себя самого. Таган слушал и чувствовал, что медленно обретает прежнее равновесие.
Повернули за угол, на многолюдную улицу, залитую светом, и Таган увидел Каратаева. В темном костюме, в шляпе, он чинно шествовал с супругой. Хотелось уклониться от встречи, — может быть, Каратаев и не заметил его; но нет, заметил и, приветственно потрясая рукой, крикнул:
— Здравствуй, Таган-джан! А я только что от Скобелева. С ним условились на вторник. И — пока не забыл: Лугина просила передать большой-большой привет! — Он проплыл дальше, торопясь к началу сеанса в кино.
— Ничего не понимаю! — Таган вспыхнул как красная девица и остановился. — Или весь мир рехнулся, или же я спятил и нет мне места в этом прекрасном мире…
— Бестолковый ты парень. Видишь, я говорил — ни черта она его не любит! Может, вернемся, выпьем за твое счастье? — тормошил его Меред.
Глава восемнадцатая
Каратаев проснулся в отменном настроении, накинул халат и выглянул на веранду, где жена готовила завтрак.