Прочитана мизансцена с улетающей под крышу голубятней не согласно постановочному образу — место оставлено пустым, вопросным, безответным — но в ином значении, духовном, к которому и стремится вся притча «Второй музыки».
О многозначности действия, сценического образа и авторского намерения. Творимое, настоящее и подлинное, сотворяется сложнее по всему вертикальному срезу сотворенного, чем кажущееся и нетворимое. Творимое простое и конкретное действие сотворяется внешне и внутренне по всей вертикали композиции сложнее всякой физики и метафизики, чем нетворимое и бездейственное. У творящего, от творящего, для творящего.
Послесловием добавлю вот еще что. Вовсе не обязательно рассматривать эту работу Васильева как упражнение в прикладной теологии. Для меня же этот аспект как раз очень дорог, тем более что впервые вижу — просто в картинках, в наглядных образах — сравнительное наложение двух богословских идей: идеи криптохристианской — и некой конструкции, берущей начало в индуизме (или же в буддийской тантре). Однако с тем же успехом можно прочесть такое толкование поздней Дюрас как вполне осознанный опыт деконструкции, ведущий нас (внутри одного и того же опыта спектакля) от «психологии» и ее «ситуативных» композиций — через «игровые структуры» — к чисто метафизическим концептам. Чтобы художник мог остаться один в разреженной пустоте, чтобы он мог заглянуть в нее как в зеркало, увидев там свой же отразившийся взгляд. Но может быть — и зритель…
Глава 9. «МедеяМатериал» в Национальном театре Страсбурга (TNS)