Годы странствий Васильева Анатолия

Не скажу, что во Франции Васильев всем нравится и всем годится. Есть, например, позиция «Фигаро» (в отличие от «Либерасьон» и «Монд»), согласно которой Васильев хорош, если брать его как складочку, лукавую извилину далекого экзотического мира — в пустыне песка, пожалуйста, можно и молиться, и искать за эстетической реальностью ее метафизическую подкладку… Но восстанавливать реальность ритуала, реальность «школьного», монастырского театра, реальность театра мистериального, — ну нет, это уж, veuillez m’excuser, вы просто выпендриваетесь!.. Как ни странно, критики левые, «демократического» толка (вместе с чистыми католиками газеты «Ля Круа» — «La Croix») вполне готовы оценить эстетику и поддержать философию… Вообще, Васильев на Западе — прежде всего часть общей театральной жизни, часть мощного теоретического движения; выходят и книжки о нем (нынешним годом — три новых), и статьи, и целые номера влиятельных театральных журналов… Скажу вещь для меня важную, и не для всех очевидную: Васильев, со всем своим крайним эгоцентризмом, почти аутизмом, — скрупулезно платит долги благодарности. В Москве он дал возможность состояться режиссеру Дмитрию Крымову (поклон Анатолию Эфросу через много лет и примирение с ним), во Франции — издал со своими приложениями, объяснениями, дополнительными текстами две книги Марии Кнебель (которой обязан началом всей своей театральной жизни). А вот Жозеф Надж (Josef Nadj) рассказывает в одном из интервью: «В моей жизни было три книги, которые меня сформировали, полностью определили; это была книжка Антонена Арто, книжка Васильева, и еще одна работа по японскому театру Но. Без них меня не было бы вовсе»… Говорю это к тому, что юбилей в том году был не только у Авиньона. Театру Васильева, его «Школе драматического искусства» в феврале 2007 года аккурат исполняется 20 лет, самому Мастеру в мае — 65. (После Авиньона он навсегда уходит из московского театра и переселяется в Лион.) О подарках властей все уже осведомлены, скандал был громким. Два здания, архитектурно сочиненные, строительно поднятые Васильевым со товарищи (с Игорем Поповым как выдающимся архитектором), отняты городскими властями. Васильева прогнали взашей из его дома, который был к тому же им самим и построен. Да, вот так, целиком, от идеи-картинки — до ежедневных баталий со строителями, до ночных дежурств, в сапогах, в рваных джинсах, с матом подрядчиков и молотком в руках… И параллельно с этим — создавались лабораторные спектакли, которые видел и знает весь мир, создавалась театральная теория, которая — теперь это уже очевидно — останется в истории культуры в одном ряду со Станиславским и Мейерхольдом (в Лионе вот уже три года подряд велись занятия с учениками-режиссерами — остался подробный архив и по-русски, и по-французски). Останутся ученики, последователи, критики… Говорю об этом, потому что в России, как водится, уже не оставили камня на камне от былых конструкций студии на Поварской. Можно спросить: зачем? Ну зачем? Единственный театр европейского масштаба, один из двух в России, что входил в Союз театров Европы (L’Union des théâtres de l’Europe), основанный Джорджо Стрелером (скажу, что после своего «ухода» Васильев вывел театр из этого Союза). Уникальная театральная лаборатория, где выросли не только драматические актеры, но и хореографы, танцоры, музыканты, оперные певцы. Зачем, зачем непременно уничтожать то, что не вами, чиновниками, строилось, что существовало — без вас, помимо вас? Есть простое объяснение: имущество, недвижимость (все-таки лакомый кусочек, золотая жила в центре Москвы), тут уж никого не остановит ни кампания в отечественной прессе, ни крики и возмущения из‐за бугра. Но мне кажется, что дело тут пообыкновеннее, пострашнее; похоже, это событие стоит в ряду прочих. Не нужен нам ни человек, ни «человеческий» театр, что выбивается из ладно скроенной шеренги деятелей культуры, ратующих за простые, русские, публичные и коммерческие радости. Все, шалишь, больше не надо! Побаловались либерализмом — и полно. Что это значит: театр-лаборатория? Девяносто спектаклей в сезон! Пусть уж лучше все послушно строятся унылыми рядами репертуарных рабов, которых можно и подкормить, когда надо, и развлечь, когда захочется. Времена изменились — это ясно, это видно, а ждать как-то скучно было, пока сам бросит, — он, к тому же, и бросать-то не собирался… Вот такой юбилей, вот такое поздравление! Не знаю, может, это так и должно быть — Васильев любит повторять: поэт отличается от всякого другого художника тем, что помимо дара у него есть еще и судьба. Так что, наверно, пришла пора доказывать, кто тут у нас истинный поэт.

Глава 4. «Тереза-философ» («Thérèse-philosophe») в парижском «Одеоне»

Jean-Baptiste de Boyer, Marquis D’Argens

Жан-Батист де Буайе, маркиз д’ Аржанс