Годы странствий Васильева Анатолия

Васильев тоже начинает с анализа текста. Но эта предварительная работа нужна ему, чтобы отменить плоский, однородный литературный объем, который ждет только эмоциональной окраски, которую режиссер подложит под прекрасно подобранные слова. Весь фокус состоит в том, чтобы вычленить в массиве текста (где все слова одинаково красивы, одинаково значительны) партитуру реального действия. Внутри чисто литературного произведения сокрыта прерывистая линия энергии, на которую может опереться живой актер. Сам вектор действия в «ситуативных»/«психологических»

первичных структурах задан «исходным событием»

. Это почти по-библейски неотменимая точка Исхода, которая служит первопричиной, перводвигателем всех развернувшихся событий. Сама эта точка вовсе не очевидна для персонажей: это своего рода родовое проклятие, спрятанное в необязательных разговорах и как бы случайных поступках. Очень часто эта исходная ситуация вообще вынесена за рамки драмы: нечто случилось давным-давно, первичный импульс изгладился из памяти и персонаж лишь постепенно (и зачастую случайно) узнает, чтó именно им движет. Тайное или забытое событие, лежащее далеко в прошлом, сама природа персонажа, которая до поры до времени остается загадкой для него самого… Вся последующая судьба уже предопределена безжалостным прошлым — проклятием или благословением, семейной историей, которая на самом деле еще только должна быть прочитана или истолкована как тайный знак… Персонаж здесь всего лишь игрушка прошлой судьбы, на его долю выпадает только печальный долг реагировать на ее неотменимость, действовать в соответствии с этой заложенной матрицей драмы.

Тогда для действительного обогащения психологических структур необходимо как можно пристальнее копаться в этом первоначальном событии, искать там новые возможности, — иначе говоря, волей-неволей приходится нырять весьма глубоко в темное подсознание участников драмы. Только там, внизу, — в изначальном водовороте всех наших страстей, наших темных комплексов, — мы и сможем найти истинные причины зарождения чувства и действия. Так нам кажется… В то же время эта кажущаяся свобода — всего лишь иллюзия, своего рода близорукость или трусость с нашей стороны — то, что по сути мешает нам видеть ясно положение дел. Многое уже предписано и предопределено заранее, ограничено самой сутью наших эмоций, самим характером наших самых возвышенных, самых лучших и спонтанных движений: все они принадлежат «царству природы» — стало быть, представляют собой не более чем звено в этой замкнутой причинно-следственной цепи природы.

Вот как объясняет этот феномен этюдной практики Анатолий Васильев в неопубликованном тексте «О метаструктурах, или Возвращение к ситуативности»:

Детерминизм устойчиво укреплен в нашем просвещенном сознании. Нас не отпускает хроническая причинно-следственная зависимость. Как объяснить, что если оставаться в технике ситуативной, то даже в случаях, когда спускаешься глубоко, в «подземелье психики», — детерминизм соблюдается как закон и правило. И что в случаях этюда — или надо на вопрос «почему?» отвечать «по кочану» (что я и делал), или вообще не отвечать. Или искусственно создавать ситуативные предпосылки, чтобы участник этюда вопреки «логике» бессознательно заныривал в подсознание. Изначально — значит из начала: земля, вода, огонь, воздух, небо. Из ситуативного начала — значит: из предлагаемых обстоятельств или действенных фактов. Как развести эти «начала»? Как объяснить, что если уходить глубоко, в подсознание (или еще глубже в бессознательное), то надо вопреки рутине «почему — потому» взять игровые структуры перехода или промежутка (назовем их «метаструктурами») и ввести игровые построения действия, сохранив ситуативные.