Годзюон

Во время одного из наших ужинов, в Lions пришла большая компания японцев. В Японии есть несколько типов компаний, которые можно назвать характерными, именно японскими типами. Наиболее ярких три типа — целиком из напивающихся мужчин, целиком из напивающихся женщин и такая как эта. В ней было четверо мужчин после пятидесяти и пятеро женщин до двадцати пяти. Мужчины и женщины в этом миксте едва знакомы. Знакомство происходит при посредничестве специальной фирмы, где мужчины, заказывают для вечеринки девушек-компаньонов. Фирма получает денежки, девушки зарплату и ужин. Что получают мужчины, в некотором смысле загадка, так как в 99,999 процентах случаев знакомство заканчивается ужином. Работа девушек-компаньонов заключается только в присутствии и хихиканьи, то есть в создании атмосферы отдыха в японском смысле слова.

Компании, подобные вошедшей, встречаются часто, но эта завладела моим вниманием по причине яркости представленных женских персонажей, их типичнейшей типичности. Общим для них было лишь то, что они хотели заработать денег традиционным для Японии способом — газеты завалены объявлениями о наборе девушек-компаньонов. В остальном же эти типы женщин отличались друг от друга принципиально.

Двое из пяти представляли самый массовый тип женщин, я называю их «заводские девушки». Они рождаются в провинции или на окраинах больших городов, они рано начинают работать и работают тяжело и много. Они быстро отдают свою красоту и здоровье людям и обстоятельствам судьбы. Но в них нет злобы, и если жизнь не припирает их к стенке, они не подличают и не предают. Пока они молоды, они любят веселиться, легко прощают и мужчин и подруг.

И что самое главное — в них есть человечность. Эти «заводские» девушки с токийских окраин были очень молодые. Накачиваясь пивом, они стряхивали, усталость, веселели, активно поддерживали шутки мужчин, отрабатывая свой вклад в «создание атмосферы».

Две других были профи. Из тех, что утром работают в фирме, вечером — компаньонами, а ночью в ночном клубе. При значительных финансовых усилиях со стороны мужчины, знакомство с такой девушкой можно продолжить. Они всё делают умело. Умело поддерживают разговор, умело улыбаются, умело пьют — в начале застолья только чай. В Токио их много. К сорока они покупают квартирки, пьют много вина, а самые «везучие» обзаводятся собственным иностранцем.

И последняя, в единственном числе. Ангельский облик сельской учительницы. Скромная, серьёзная мордашка, без косметики. Белая свежая кофточка. На прямое обращение к ней она, конечно, реагировала — чуть улыбнувшись, говорила «да». Но это поначалу, пока не принесли еду. Потом она уже занималась только едой, поглощая ужин в количествах, несовместимых с её пропорциями. Она стала очень серьезной, а в глазках ярко засветилась нулями та тысяча йен, которые она за сегодня экономно сохранила, пропустив завтрак и обед, а потом та тысяча, которую она сохранит, дожидаясь завтрашнего ужина. Челюсти не останавливались, сок в стакане кончался со скоростью звука, мозги считали — какие разговоры! Некогда!

Я подумала тогда — одни женщины создают тепло, другие иллюзию тепла, а что же создают такие «учительницы»? Посередине мысленного поиска ответа самой себе, он ответил мне на этот вопрос:

- Может быть, пойдём, а то чем больше я смотрю на неё, тем больше её хочется задушить.

САКУРА

В солнечные дни, в Токио, японцы на балконах проветривают футоны. И искрящиеся стеклом современные высотки покрываются маленькими тканевыми заплатками из сохнущих одеял. Я тоже, при малейшей возможности, проветриваю постель. Дело в том, что в Токио, несмотря на статус города-великана, потрясающе вкусный воздух. И постель, коротко побыв на морском сквозняке, ночью отдает солнечный жар и свежесть.

В начале двадцатого века Чарли Чаплин говорил, что фильм о Токио снять невозможно. Потому что плёнка не передает ужасный запах японского города. В конце двадцатого века, советские учебники географии сообщали, что токийцы вынуждены периодически прикладываться к кислородным аппаратам, так как загазованность Токио несовместима с жизнью. Может быть, так когда-то и было. Но в начале нынешнего века воздух Токио совершенно другой.

Сейчас, в апреле, он пахнет цветами. Начало апреля — время цветения сакуры. Там, где я живу, вдоль реки Мегурогавы, берега, насколько видно глазу, стоят в розовой пене цветущей сакуры. И вместе с проветренной постелью в комнату проникают её опадающие лепестки. Собирая с татами вишнёвый цвет, я вспоминаю поговорку из детства. Толстая няня детского сада, обучая искусству женской жизни, приговаривала: самый лучший муж из евреев, самый лучший крем из сметаны, самое лучшее варенье из вишни.

Да, варенье из вишни — лучшее. И сакура, это очень красиво. Но есть в её красоте, бесстыдная

лохматость разнузданной самки. Оттого мне больше нравится слива.